У. Л. Уилмхерст

Масонское посвящение

возвыситься до великого и конечного креста

преображения, на котором ныне висел я, дабы проследовать далее к немыслимым

высотам нового, более совершенного мира.

Посреди маленького и мрачного, суетного и ограниченного нижнего мира я увидел и

своих Братьев-Каменщиков — членов символического Ордена. Собравшись в своих

Ложах, они истово твердили заученные ритуалы, поправляя друг друга, если кто-то

неточно или не вовремя произносил важное, на их взгляд, и способное повлиять на

конечный результат церемонии слово. А иных я увидел за банкетными столами, под

хлопки открывающихся бутылок шампанского произносивших здравицы в адрес своих

коллег, восхваляя добродетели масонства, крича: «Пусть не увядает Мастерство!» и

воспевая «мистическую связь», сплачивающую (причем намного теснее, нежели они

сами полагают) всё сущее в мире и побуждающую нас строить храм, о котором,

впрочем, мало кто из них имеет хоть сколь-нибудь определенное представление.

Темнота вокруг меня тем временем сгустилась еще больше (если, конечно,

непроглядную темень можно было сделать еще непрогляднее) и вдруг... показалась

мне долгожданным светом. Моя способность чувствовать и страдать окончательно

истощилась, и боль моя отступила, став вдруг мерилом радости. Я воспринял сие

как должное, ибо знал, что эти противоположности суть разные полюса одного и

того же явления и потому их несовместимость условна; и наше восприятие этих

полярных крайностей, как правило, навязано нам окружающей средою. Но не к этому

свету и не к этой радости я стремился — ведь они были связаны с ощущением,

желанием и мыслью. Я же пытался достичь еще более глубинного уровня,

превосходящего любое чувство, любую мысль и любое желание; я стремился достичь

универсального Духа, дабы воссоединить с ним собственную волю.

Но в конце концов все чувства во мне умерли, и я не испытывал более ни радости,

ни страданий. Умерло и желание, и меня перестало волновать мое будущее — я

воспринял бы его одинаково спокойно, каким бы радостным или, напротив, ужасным

оно ни было. Позже всех умерла мысль, ее последние искорки постепенно погасли, и

осталась лишь абсолютная, застывшая пустота. От меня же не осталось ничего,

кроме мятущегося духа, который пытался родиться, но не мог. Это и была нулевая

точка негативного сознания — тот рубеж, за которым остается только вечное НЕТ и

где нет ничего, даже Бога.

Элои, Элои! Лама Савахфани!

Я все-таки воскрес — я и уже не я — и увидел Свет, новый, невыразимый Свет,

который был больше чем просто свет, потому что это была сама жизнь —

имперсональная жизнь, где отсутствует категория личности, жизнь во Вселенском

Духе Света:

«Свет необычный, несравненный и столь яркий,

Что самый свет он может осветить;

Неизъяснимый ни одним языком!»

И в тот же миг ветка акации, возложенная на мою голову, расцвела чистым золотым

цветом.

Никакой язык не сможет, и ни одно перо не дерзнет описать сей осознанный отдых

души, достигшей Бога, — этот «сон в Свете», как называли его египтяне, этот

равноправный союз конечного объекта с бесконечным Субъектом, это нирваническое

поглощение очищенного пламени человеческого духа огнем Божественного Разума;

растворение человека-капли в океане Чистого и Безграничного, которое есть Ничто,

но без которого ничего бы не было; это имперсональное, но осознанное состояние,

достижимое только тогда, когда всякая деятельность, все чувства и все ощущения

сведены к нулю и когда неугомонный разум наконец успокаивается, переставая

мыслить. Тогда душа, уподобившаяся младенцу, покоится на обнаженной груди Духа,

о котором сказано:

«Я — Тишина, что звука всякого сильней.

Себя обрящет тот, кто затерялся в ней!

Я — Океан Безбрежный и Бездонный.

Опору ищешь ты, но тонешь тем верней!»

То, что прежде казалось беспросветным мраком, превращается в безбрежное море

ласкового света, наполненного жизнью — море живого света, море светлой жизни. И

я увидел вокруг себя бесчисленное множество Сыновей Вдовы — Божиих

Мастеров-масонов, Повелителей Мудрости и хранителей тайн Высочайшего, чье

вдохновение чрез них передается Геометрам и Архитекторам нижестоящих уровней,

превращающим эти абстракции в конкретные планы строительства, развития и

разрушения миров. Но сии могущественные Мастера были по виду не более чем пена,

взбиваемая волнами на поверхности Вселенского потока Жизни.

Я понял, что на всем протяжении моей агонии эти великие Сыновья были рядом со