У. Л. Уилмхерст

Масонское посвящение

в огромной золотой чаше, а

вино в золотой чаше — аромат июньской ночи».

Талантливый молодой немец Новалис — знаменитый посвященный, умерший более века

назад в 29-летнем возрасте, — говорил о своем Учителе Вернере (он был

профессором минералогии во Фрайбурге) как о человеке, которому «была известна

взаимосвязь всех вещей, их соединения и совпадения. Он ничто не рассматривал

отдельно. Его чувственные восприятия сливались воедино, он слышал, видел и

ощущал одновременно. Порою он говорил о звездах как о людях, а о людях — как о

звездах, камни становились для него животными, а облака — растениями. Он

запросто обращался с самыми разными природными силами и феноменами. Он всегда

знал, где следует искать ту или иную вещь. Возможно, это далеко не полный спектр

его способностей, но об остальном он нам ничего не рассказывал. Он только

говорил, что мы сами, ведомые его наставлениями и своим собственным желанием,

способны в полной мере осознать то, что с ним произошло».

«Ведомые своим собственным желанием»... Именно в этом кроется весь секрет!

Посвящение предполагает прежде всего сконцентрированное, настойчивое желание

достичь его — в противном случае оно просто невозможно. Желание, обращенное во

внешний мир, направленное на внешние объекты, расточает силы души, выплескивает

ее энергию через пять каналов ощущений. Но если направить его внутрь и

сфокусировать на своих потенциальных возможностях, желание начнет аккумулировать

эти силы и объединять чувства. И в один прекрасный день результатом сего

накопления энергии станет яркая вспышка сознания. «Если око твое будет чисто, то

и всё тело твое будет светло».

Вот еще один пример. На уединенном маленьком островке Гебридского архипелага жил

молодой рыбак — один из немногочисленных коренных обитателей этих осторовов,

такой же бедный, как и прочие его земляки, и такой же необразованный; так что,

окажись он на «большой земле», его наверняка сочли бы настоящим дикарем. На всем

острове чуть ли не единственною книгой была книга природы, а единственным местом

поклонения — храм земли, неба и моря. Пожалуй, подобные условия большинству

людей показались бы не слишком привлекательными, но наделе они лучше всего

подходят для самоосознания и посвящения. Бедность, простота и неиспорченность

нравов — наилучший фон для посвящения, но его чрезвычайно трудно создать в

толчее и сутолоке нынешнего мира, среди жестокостей, ненужных условностей и

конкуренции, порожденных так называемой цивилизацией. Но у того рыбака было всё,

что требуется для духовного роста. С какою-то необъяснимою страстью,

унаследованной, вероятно, от древнего культа Деметры, он любил свой остров и

море; его душа постоянно стремилась познать живую красоту, которая, как он

чувствовал, скрывается где-то в глубине, за завесою видимого мира. И вот, в один

прекрасный день, в момент сосредоточенного благоговейного размышления, он

бросился на землю, поцеловал теплый медвяный вереск, погрузил в него свои

ладони, закрыл глаза и заплакал, ибо душа его была охвачена странным и смутным

томлением. Так он лежал неподвижно, и положение его тела в тот момент —

непреднамеренно, но и неслучайно — в точности повторяло то, которое

предписывается кандидату на посвящение, когда он, так же закрыв глаза и возложив

свои ладони на Священный Закон, торжественно провозглашает приобщение к высшему

Свету самым заветным своим желанием и просит позволения реализовать его. И тогда

тайное мечтание его души стало явью: пелена спала с его глаз, и он увидел пред

собою Свет.

Не знаю, как объяснил бы то, что случилось далее, ученый психолог, но сам герой

нашего рассказа описывал свои впечатления следующим образом: две маленькие

ладони поднялись над острыми макушками вереска и помазали его лоб и глаза чем-то

нежным и благоуханным.

Сам он вроде бы остался прежним, но в то же время ощущал себя совершенно иным

человеком; и то место, где он жил, хотя и не изменилось внешне, тоже стало

каким-то новым — прекрасным и осиянным славою. Вечная Красота вошла в него, и

даже то, что другим казалось удручающе мрачным, он видел не иначе как в ее

бессмертном Свете. Унылые пустыри выглядели теперь невыразимо прекрасными. А

когда впоследствии он все-таки посетил большие города и ему открылись, наряду с

их красотами, вся грязь трущоб, их отвратительное убожество, дым и копоть

заводов и фабрик, эти достойные сожаления вещи казались ему не более чем