У. Л. Уилмхерст

Масонское посвящение

и прочими образованными и авторитетными людьми; но, хотя я и вел

активный поиск на протяжении нескольких лет, никаких сколько-нибудь заметных

результатов так и не достиг.

А камень тем временем становился все больше и тяжелее, вследствие чего всё более

заметной становилась надпись, словно требовала, чтобы ее как можно скорее прочли

и поняли. Камень начал тяготить меня и в прямом, и в переносном смысле:

во-первых, его физический вес становился все более ощутимым, а во-вторых, его

неразрешенная загадка все сильнее давила на мой разум. И я не знал, как мне

сбросить с себя эту ношу.

Но, к счастью, у меня есть добрый друг и брат, к которому, попав в безвыходное

положение, я всегда могу обратиться за помощью. Я не знаю, кто он, но абсолютно

уверен в его доброжелательности; и хотя он не слишком общителен и порою бывает

откровенно медлителен и раздражающе немногословен в ответах, которые к тому же

преподносит в виде загадок и иносказаний, он до сих пор еще ни разу не дал мне

ни одного вредного совета. Похоже, что он, как и камень, тоже был некоторым

образом тождествен мне. Медик или психолог, разумеется, скажет мне, что этот

таинственный друг — мое собственное сознание либо подсознание. Но так ли это

важно? Я знаю, что он теснейшим образом связан со мною, что он обладает

потрясающим интуитивным знанием обо мне и моих личных проблемах и что он может

помочь мне справиться с теми из них, которые оказываются не по силам моему

разуму и воображению, и этого пока вполне достаточно. Я узнал, что восточные

психологи называют этого невидимого друга Учителем, или Мастером, живущим в

сердце, и решил называть его так же.

Словом, я решил поделиться с ним своими проблемами и получить от него дельный

совет. Однако долгое время никакого ответа не было. Я обращался к нему снова и

снова, пока не заметил, наконец, что моя настойчивость мало-помалу начинает

брать верх над его отчужденностью и равнодушием. Правда, его ответы были как

всегда лаконичными и замысловатыми — скорее намеки, нежели объяснения, как будто

он намеренно желал оставить право открытия за мною, ограничиваясь

предоставлением мне минимальной помощи. Если сложить все его намеки воедино, то

получится примерно следующее:

«Ты не сможешь выбросить свой камень, потому что он — это ты. Ты не сможешь

снять с себя его тяжесть, даже если покинешь Братство, которое вручило его тебе.

Тот, кто стал масоном, навсегда останется масоном — и в этом, и в последующих

мирах. Ты связан теперь заветом — не только с самим собою и с Братством, но и с

вечным Священным Законом — до конца быть верным масонскому делу. Сей Закон не

позволяет брать назад добровольно данное Ему обещание, даже если оно было дано

по незнанию. Ignorantia Legis neminem excusat. Ведь есть же в тебе нечто, что

побудило тебя дать это обещание; и поверь, сделало оно это отнюдь не по

незнанию. Descendit е coelo. — Познай себя!»

Размышляя над этими наставлениями, я постепенно смог в полной мере осознать их

истинность и силу и понял, что камень и я теперь действительно как никогда

едины. Он стал неотделимым символом меня самого, моим «камнем судьбы», подобно

Каабе — установленному в Мекке священному кубическому камню мусульман, подобно

камню Lia Fail в Вестминстерском аббатстве, на котором, как говорят, спал Иаков

и венчались на царство короли. Добавлю, что, согласно легендам, оба эти камня

были «ниспосланы с небес». Странно, что эти легенды в точности совпадают с

надписью на моем камне! Но каким же образом Иаков и коронации связаны со мною,

или же я связан с ними? «Познай себя!» Что ж, это резонно — ведь во мне самом

наверняка скрываются и бездонные глубины, и недосягаемые высоты, о существовании

которых пока не догадывается мой сознательный разум. Но как же мне проникнуть

туда и исследовать их? Как мне узнать о себе больше, чем я знаю сейчас? Вот что

не давало мне покоя.

Окончательно зайдя в тупик, я решил отложить на время решение этой проблемы или,

вернее, попытался отложить, поскольку она по-прежнему настойчиво напоминала о

себе. Камень продолжал наращивать свой объем и вес, и вскоре мысли о его загадке

стали настолько же неотступными, насколько изнурительной стала его тяжесть.

Наконец настал день, когда я в отчаянии решил отнести свой камень в безлюдную

вересковую пустошь, чтобы там попытаться окончательно разрешить его загадку,

покончив с нею раз и навсегда, или же бросить камень там, если бы мне удалось