Автор неизвестен

Буддийские сутры. Часть 2.

и не останется во всем озере

ничего, что не было бы пропитано прохладной водой, так же точно, великий царь, и

монах обливает, заливает, переполняет, пропитывает это тело радостью и счастьем,

рожденным сосредоточенностью, и не остается во всем его теле ничего, что не было

бы пропитано радостью и счастьем, рожденным сосредоточенностью.

Таков, брахман, зримый плод отшельничества, который прекраснее, и возвышеннее

предыдущих зримых плодов отшельничества.

И далее, брахман, монах отвращается от радости и пребывает в

уравновешенности; наделенный способностью самосознания и вдумчивостью, испытывая

телом то счастье, которые достойные описывают: 'уравновешенный, наделенный

способностью самосознания, пребывающий в счастье', он достигает третьей ступени

созерцания и пребывает в ней. Он обливает, заливает, переполняет, пропитывает

это тело счастьем, свободным от радости, и не остается во всем его теле ничего,

что не было бы пропитано счастьем, свободным от радости.

Подобно тому, брахман, как в пруду с голубыми лотосами, пруду с красными

лотосами, пруду с белыми лотосами отдельные голубые лотосы, или красные лотосы,

или белые лотосы рождены в воде, выросли в воде, омыты водой, целиком погружены

в воду, питаются ею, они от кончиков до корней облиты, залиты, переполнены,

пропитаны прохладной водой, и не остается во всех голубых лотосах, или красных

лотосах, или белых лотосах ничего, что не было бы пропитано прохладной водой,

так точно, брахман, и монах обливает, обливает, заливает, переполняет,

пропитывает это тело счастьем, свободным от радости и не остается во всем его

теле ничего, что не было бы пропитано счастьем, свободным от радости.

Таков, брахман, зримый плод отшельничества, который прекраснее, и возвышеннее

предыдущих зримых плодов отшельничества.

И далее, брахман, монах, отказавшись от счастья, отказавшись от несчастья,

избавившись от прежней удовлетворенности и неудовлетворенности, достигает

четвертой ступени созерцания — лишенной несчастья, лишенной счастья, очищенной

уравновешенностью и способностью самосознания и пребывает в ней. Это

жертвоприношение, брахман, — и менее трудно, и менее беспокойно, и более

плодоносно, и более достославно, чем предыдущие жертвоприношения.

Подобно тому, брахман, как человек сидел бы укутанный с головой в белое

одеяние так, что не осталось бы на всем теле места, которое не было бы покрыто

белым одеянием, так же точно, великий царь, и монах сидит, пропитав это тело

чистым, совершенным разумом, и не остается во всем теле ничего, что не было бы

пропитано чистым совершенным разумом.

Таков, брахман, зримый плод отшельничества, который прекраснее, и возвышеннее

предыдущих зримых плодов отшельничества.

Так с сосредоточенной мыслью — чистой, возвышенной, незапятнанной, лишенной

нечистоты, гибкой, готовой к действию, стойкой, непоколебимой, — он направляет и

вращает мысль к совершенному видению. Это жертвоприношение, брахман, — и менее

трудно, и менее беспокойно, и более плодоносно, и более достославно, чем

предыдущие жертвоприношения.

Подобно тому, брахман, как если драгоценный камень велурия — прекрасный,

благородный, восьмигранный, превосходно отшлифованный, прозрачный, сияющий,

безупречный, наделенный всеми достоинствами, — продета нить — синяя, или

оранжевая, или красная, или белая, или желтоватая нить — и человек, наделенный

зрением, взяв его в руку, может понять: 'Вот драгоценный камень велурия —

прекрасный, благородный, восьмигранный, превосходно отшлифованный, чистый,

сияющий, безупречный, наделенный всеми достоинствами, — и в него продета эта

нить — синяя, или оранжевая, или красная, или белая, или желтоватая' — так же

точно, великий царь, и монах с сосредоточенной мыслью — чистой, возвышенной,

незапятнанной, лишенной нечистоты, гибкой, готовой к действию, стойкой,

непоколебимой, — он направляет и вращает мысль к совершенному видению. Он

постигает: 'Вот это мое тело имеет форму, состоит из четырех великих элементов,

рождено матерью и отцом, представляет собой скопление вареного риса и кислого

молока, непостоянно, подвержено разрушению, стиранию, распаду, уничтожению, и

вот здесь заключено, здесь к нему привязано мое сознание'.

Таков, великий царь, зримый плод отшельничества, который прекраснее, и

возвышеннее предыдущих зримых плодов отшельничества.

Так с сосредоточенной мыслью — чистой, ясной, незапятнанной, лишенной

нечистоты, гибкой, готовой к действию, стойкой, непоколебимой, — он обращает