Ямвлих

О египетских мистериях (Часть 1)

(стр.10)

      мы в меру своих сил и представим читателю. Последующие шаги должны уже

более соответствовать устремлениям каждой отдельной личности, и в более или

менее детальной проработке нуждается лишь вопрос о египетских мотивах в

творчестве Ямвлиха, а точнее, о мотивах герметических, связанных с именем

Гермеса Трисмегиста, которым было подписано множество имевших в IV веке

хождение сочинений; их влияние на Ямвлиха трудно отрицать и разумнее лишь

оценить его меру.

      * * *

      Итак, если не важнейший, то, во всяком случае, центральный и ключевой

круг проблем, которые поднимались в античной философии и актуальность

которых сохранилась, по крайней мере, до времен Ямвлиха, а по сути, и

доныне, связан с понятием бытия. Аристотель, описывая сферу интересов своей

первой философии, отмечал: 'Снова и снова; издревле, и сейчас, и всегда ищут

и всегда встают в тупик, спрашивая, что есть сущее, т. е. что есть бытие' *.

Бытие предстает в эллинской философии в самых разных обличиях: как

собственно бытие ( ), как сущее ( v,  ) и как сущность (

). Все эти слова объединены одной основой --глаголом , я есмь, и

проблему в общем можно сформулировать примерно так. Все вещи определяются с

использованием этого глагола, выступающего как связка: А есть В. Если же мы

попытаемся определить сам глагол-связку, то столкнемся с непреодолимыми

      _________________________

      * Аристотель. Метафизика, VII, 1, 1028Ь, 4. Цит. по: Бибихин В. В. Язык

философии. М., 1993. С. 180--181. В собрании сочинений Аристотеля перевод

этого пассажа несколько иной и, по-видимому, менее точный.

      (стр.11)

      трудностями; действительно, что есть 'есть'? А если предпринять попытку

определить сущее, то в этом случае окажется, что оно есть все, кроме

не-сущего; последнего же явно нет, и в итоге мы приходим к полной

неопределенности. Что же касается сущности, то какое мы можем вынести о ней

суждение? Ибо явно неразумно определять ее как устойчивое свойство или

качество: ведь без нее предмета попросту нет. Таким образом, как часто

бывает, мы приходим к тому, что, казалось бы, явное и очевидное рассыпается

и становится совершенно непонятным. Разумеется, остается скептический ответ:

мы употребляем слова 'бытие', 'сущность', 'сущее' по договоренности,

соблюдая принятые среди людей условности. Однако, поскольку такой ответ

оказывается, как и все скептические речения, скорее уходом от ответа, стоит

все-таки попытаться проследить, как положительная эллинская философия

отвечает на вопрос о бытии, не пугаясь рискованности и двусмысленности

данного исследования.

      Но прежде следует сказать немного и о современном представлении о

бытии, как бы вобравшем в себя все весьма мало обоснованные амбиции

новоевропейского мышления. Рассмотрим следующее определение бытия: 'Бытие,

философская категория, обозначающая реальность, существующую объективно, вне

и независимо от сознания человека' *. Разумеется, это определение

некорректно: оно выводит бытие из существования, т. е. из самого себя. Кроме

того, если вспомнить реальную практику марксистской философии и то, что она

называет бытием и сознанием произвольным образом что угодно, подобное

определение может вызвать лишь усмешку. Однако лучше эту усмешку

      ____________________________

      * Философский энциклопедический словарь. М., 1989. С. 76. 12

      (стр.12)

      подавить--ибо в данном случае скорее подобает испугаться, как всякому,

оказавшемуся вдруг над бездной небытия. Ведь марксизм, квинтэссенция

новоевропейской мысли, лишь довел до абсурда давно высказанные претензии на

особенное положение сознания --внешнее, превышающее бытие, или стоящее ниже

его. Есть от чего прийти в благоговейный ужас: оказывается я, микрокосм,--

это : отдельная реальность, находящаяся в небытии (!) и обозревающая бытие

извне. Я или равно единому Богу монотеизма, или вообще ничто. Здравый смысл

яростно противится подобным воззрениям: для него очевидно, что существуют

мои эмоции, чувства, ощущения, мысли и т. п., существую, стало быть, и я как

личность, как душа и ум, и в той же мере существует и окружающее