Петр Демьянович Успенский

Совесть: поиск истины (Часть 1)

это говорил

тебе. И ты понимаешь, их собственная гибель еще туда-сюда, хотя мне и их

жалко. Но ведь они за собой и других тащат. Вот что ужасно. Я не верю ни в

какую мистическую цепь, ни в какой храм, но я должен сказать тебе, что

пробуждение каких-то стремлений в этом направлении меня пугает. И в конце

концов мне придется прибегнуть к экстренным мерам, тоже довольно старым, но

взять их на этот раз в более сильной дозе. -- Что же это за меры? -- Ну, это

я тебе теперь не могу сказать, я и так разболтал тебе слишком много. Скажу

только, что это -- ставка на благородство. И в этой игре я еще ни разу не

проигрывал. -- Да, откровенно говоря, меня удивило, что ты так

разоткровенничался со мной, -- сказал я. -- Ведь я же могу все это

рассказать людям. Дьявол рассмеялся неприятным дребезжащим смехом. -- Можешь

рассказывать, сколько хочешь, -- сказал он. -- Тебе никто не поверит.

Потомки животных не поверят, потому что это им не выгодно, а потомки Адама

не поверят из великодушия. Они решили, что во чтобы то ни стало, считать

потомков животных равными себе или даже самих себя считать потомками

животных. Ну, а кроме того мое экстренное средство надолго остановит всякие

разговоры. Теперь прощай!

Очевидно, дьявол меня хотел поразить на прощание. Он вдруг стал расти и

подниматься. Скоро он стал выше слона, потом перерос пагоды. И, наконец,

стал огромной черной тенью, перед которой я почувствовал себя маленьким, как

это бывает иногда среди гор. Черная Тень двинулась, я двинулся за ней. И на

равнине Тень стала еще больше, поднимаясь до неба. Потом за спиной Тени

протянулись два черных крыла, и Тень начала отделяться от земли, постепенно

закрывая все небо, как черная туча.

С этим впечатлением я проснулся. Лил проливной дождь. Небо

205

Совесть: поиск 'ютилы

было затянуто серыми тучами, и по склонам гор разбегались обрывки

туманов, сгущаясь опять в каждой ложбинке. Я чувствовал себя усталым,

разбитым и больным. Постояв некоторое время на веранде, я решил, что никуда

я не пойду, ничего смотреть не хочу и поеду обратно. Все равно под этим

дождем идти к храмам было невозможно, и потом теперь дне.У( пещеры меня

содеем не интересовали. Я чувствовал, что они будут пустые. Пока мой возница

запрягал лошадей в тонгу, я собирал свои вещи, и почему-то мне хотелось

скорее уехать отсюда. О своем сне к мало думал. И я не мог даже сказать, был

ли это, действительно, сэн, или я просто фантазировал от скуки во время

бессонницы... Потом мы поехали опять с горы на гору, над пропастями, где

далеко внизу чернели развалины, остатки водопроводов и водоемов; проезжали

сквозь ворота мертвых городов, окруженных стенами -- и с домами, внутри

которых растут деревья; проехали Даула-табад с его крепостью на круглой

скале, похожей, по выражению Пьера Лоти, когда-то в этих местах, на

недостроенную вавилонскую башню и с башней-минаретом, в которой живут теперь

дикие пчелы. А на станции я узнал приятную новость, что размыло пути и что

мне придется ждать неизвестно сколько времени, пока его починят. В

результате я просидел там три дня. Но это уже относится к удовольствиям

путешествия по Индии в сезон дождей. Вскоре после этого я возвращался из

Индии, и по дороге в Европу меня настигли вести о войне. А в октябре в

Лондоне я еще раз видел Лесли Уайта.

Я ехал на верхушке беса от Странда к Пиккадили, и на углу Хеймаркет нас

остановили проходившие солдаты. Волынки весело высвистывали бойкий марш,

отбивали дробь барабаны, и перед нами проходил, очевидно, вновь формируемый

шотландский полк. Впереди на кровной английской лошади, длинной и тонкой,

ехал полковник, прямой и широкоплечий, с большими опущенными усами, в

маленькой шапочке с ленточками, и потом шли ряды солдат вперемешку с

добровольцами, из которых многие были еще не в форме: одни еще в пиджаках,

но уже в шотландских шапочках, другие еще даже в шляпах, но уже все с

ружьями; все молодец к молодцу, высокие, стройные и идущие тем особенным

широким и легким шагом, каким ходят шотландские полки. Они были все

удивительно стильны, я прямо загляделся на них, и полковник на своей лошади,

и высокий худой унтер-офицер с голыми коленками, проходивший с моей стороны,

не спуская глаз со своего взвода -- во всех было что-то особенное,