Риан Айслер

Чаша и клинок

учения

неумолимо делает свое дело, омывая, как набежавшая волна, наши новые знания,

пока наконец не останется лишь смутное воспоминание о некоем времени

воодушевления и надежд. Только взяв на вооружение новые методы - знакомые и

незнакомые, мы можем надеяться удержать это знание, сделать его своим.


Эволюция и трансформация


Один из таких методов, как вы видели, заимствован ив открытия

стабильности и переменности систем. Эта недавно возникшая научная область,

которую обычно называют 'новой физикой' или иногда 'теорией самоорганизации'

и/или 'теорией хаоса', впервые предоставляет нам схему для понимания того,

что случилось с нами в доисторическую, эпоху и того, что может, в ином

направлении, произойти с нами сейчас.

В свете этой концепции как части теории культурной трансформации то,

что мы рассматриваем, представляет собой два аспекта общественной динамики.

Первый касается социальной стабильности: каким образом на протяжении тысяч

лет существовали человеческие общества, чья организация отличалась от той,

которую мы привыкли считать образцом. Второй - того, как общественные

системы, подобно всем прочим системам, претерпевали фундаментальные

изменения.

В предыдущей главе мы видели динамику первого большого социального

изменения в нашей культурной эволюции: как после периода неустойчивости

системы, или хаоса, наступил критический момент бифуркации, после чего

возникла совершенно иная общественная система. Все, что мы узнаем об этом

первом изменении системы, демонстрирует нам, что происходит в период

фундаментальных или 'хаотических' изменений, и высвечивает не только

прошлое, но и настоящее и будущее.

Однако может возникнуть вопрос: если переход от общества партнерства к

обществу господства возвестил о последующем периоде нашей истории, не

означает ли это, что система господства является, в конце концов, шагом

вперед в эволюции. Здесь мы возвращаемся к двум моментам, упомянутым во

Вступлении. Во-первых, это путаница в употреблении термина 'эволюция' и как

описательного, и как нормативного - и как слова для описания того, что

произошло в прошлом, и как термина, обозначающего движение от 'низшего' к

'высшему' уровню (при этом подразумевается, что то, что пришло позднее,

должно быть лучше). Во-вторых, даже наше техническое развитие 'было не

ровным подъемом, процессом, многократно нарушавшимся откатами назад.

И еще один, не менее важный момент: существенная разница между

культурной и биологической эволюцией. Биологическая эволюция влечет за собой

то, что ученые называют видообразованием: возникновение широкого

разнообразия прогрессивно более сложных форм жизни. Наоборот, человеческая

культурная эволюция относится к развитию одного высокоорганизованного вида,

который имеет две различные формы, женскую, и мужскую.

Этот человеческий диморфизм, или различие в форме, как мы видели,

существенно ограничивает возможности нашей общественной организации, которая

может быть основана либо на подчинении, либо на соединении двух половин

человечества. Необходимо еще раз подчеркнуть, что каждой из этих двух

моделей присущ свой тип технической и социальной эволюции. Следовательно,

направление нашей культурной эволюции - особенно ее мирный, либо

воинственный характер - зависит от того, какой моделью она руководствуется.

Социально-техническая эволюция может - и, как мы видели, смогла -

продвигаться от более простых к более сложным уровням, сначала при обществе

партнерства, а позднее при обществе господства. Культурная же эволюция,

которая определяет то, как мы используем достижения общественного и научного

развития, для каждой модели разная. И это направление культурной эволюции

глубоко влияет на направление социально-технической эволюции.

Наиболее очевидным примером является техническое развитие. При модели

партнерства его достижения использовались преимущественно в мирных целях. Но

с установлением модели господства