Риан Айслер

Чаша и клинок

и

человеческая жизнь, и жизнь животных и растений, - это великая Богиня-Мать,

или Вседающая, с которой мы встречаемся и в более поздние периоды истории

западной цивилизации. Они также дают основание считать, что наши древние

предки понимали: мы и окружающая нас природа - это тесно связанные между

собой части великой тайны жизни и смерти, и поэтому ко всей природе следует

относиться с уважением. Это осознание, позднее подчеркивавшееся тем, что

фигурки Богини помещались среди символизирующих природу животных, воды и

деревьев, или тем, что она сама изображалась как получеловек-полуживотное,

по-видимому, было центральным в утерянном нами духовном наследии. Таким же

важным моментом был благоговейный страх и изумление перед великим чудом

человеческого существования: чудом рождения, воплощенным в женском теле.

Таковой, судя по этим свидетельствам древней духовной жизни, была главная

тема всех верований доисторического Запада.

Высказываемые нами взгляды признаны пока еще немногими учеными. Они еще

не излагаются почти ни в одном обзорном курсе об истоках цивилизации. Дело в

том, что, как и в большинстве популярных книг на эту тему, здесь до сих пор

преобладают воззрения ученых прошлого, рассматривавших искусство палеолита в

соответствии с утвердившимся стереотипом 'первобытного человека' -

кровожадного и воинственного охотника, хотя некоторые наиболее примитивные

общества охотников-собирателей, обнаруженные в наше время, ни в малейшей

степени не соответствуют этому стереотипу.

Одним из основных положений традиционных теорий было - и до сих пор

остается - утверждение, что искусство палеолита создано мужчиной. Однако оно

также никак не подкреплено фактами, являясь, совсем наоборот, результатом

научной предвзятости и опровергается данными, полученными в наши дни.

Например, у веддов (Шри-Ланка), наскальные росписи выполняют не мужчины, а

женщины.

В основе этих предубеждений лежала идея о том, что, как пишет Джон

Пфайффер в 'Появлении человека', 'в интересах и воображении доисторического

человека доминировала охота', и что, 'если он в чем-то и похож на

современного человека, то именно в том, что по различным поводам использовал

ритуалы для восполнения и увеличения своей силы'. В соответствии с этой

установкой настенные росписи палеолита всегда интерпретировались только в

связи с охотой, даже когда они изображали пляшущих женщин. Аналогичным

образом, как уже отмечалось, свидетельства поклонения женскому божеству в

антропоморфном облике - такие, как находки широкобедрых и беременных женских

фигурок - должны были либо игнорироваться, либо квалифицироваться просто как

объекты мужской сексуальности: тучные эротичные 'Венеры' или 'варварские

идеалы красоты'.

Несмотря на некоторые исключения, схема эволюции мужчины как охотника и

воина окрасила большинство истолкований палеолитического искусства. И только

в XX веке в ходе раскопок в Восточной и Западной Европе и Сибири

интерпретация старых и новых находок стала постепенно изменяться. Среди

новых исследователей оказались женщины, которые обратили внимание на женский

половой образный ряд и предпочли более сложное, религиозное, а не

'охотничье-магическое' объяснение искусства палеолита. А поскольку новые

ученые были чаще мирянами, нежели монахами, подобно аббату Брею (чьи 'мора

диетические' интерпретации религиозной практик'

столь повлияли на исследования палеолита в XIX- начале XX века), то и

некоторые ученые-мужчины, проанализировав пещерную живопись, фигурки и

другие находки палеолита, также начали подвергать сомнению догматы, принятые

тогдашней наукой.

Интересный пример такого рода пересмотра связан с изображениями палок и

линий на стенах палеолитических пещер или вырезанных на изделиях из кости и

камня. Для многих ученых представлялось вполне очевидным, что они изображают

оружие: стрелы, крючки, копья, гарпуны. Но, как пишет Александр Маршак в

книге 'Корни цивилизации' - одной из первых работ, бросивших решительный