Сатпрем

Шри Ауробиндо. Человеческий цикл (Часть 1)

С точки зрения человече-ского развития он представляет собой почти

уникальный эксперимент воспитания высокого и сильного характера, лишенного,

насколько это возможно, мягкости (которая приходит к человеку с чувством

красоты) и света (который приносит с собой игра разума) и не воодушевленного

религиозной страстью; ибо религиозные убеждения раннего Рима ограничивались

суеверием, поверхностной религиозностью и не имели ничего общего с подлинным

религиозным духом. Рим воплощал собой человеческую волю, подавляющую и

дисциплинирующую эмоциональный и чувственный ум, чтобы сформировать

определенный этический тип, способный господствовать над собой; именно это

господство над собой дало Риму возможность достичь также господства над

окружающим миром и навязать другим народам свой общественный порядок и

закон. Культуре или природе всех в высшей степени преуспевших имперских

народов в периоды их формирования или роста было свойственно это

превосходство воли, характера, стремления к самодисциплине и самоконтролю,

которые составляют самую основу этической тенденции. Рим и Спарта, как и

прочие этические цивилизации, имели свои серьезные моральные недостатки,

терпимые или сознательно поощряемые традиции и обычаи, которые мы назвали бы

аморальными, они не сумели развить более мягкие и утонченные черты

морального характера, но это не имеет существенного значения. Этическая идея

в человеке меняется и развивается, но суть подлинного этического существа

всегда остается одной и той же - это воля, характер, самодисциплина,

самоконтроль.

Ограниченность этой идеи сразу станет очевидной, когда мы посмотрим на

самые выдающиеся примеры ее воплощения. Ранний Рим и Спарта не знали

философии, искусства, поэзии, литературы, широкой ментальной жизни, всей

прелести и радости человеческого существования; их искусство жить исключало

или не поощряло наслаждение жизнью. Они питали недоверие к свободной и живой

мысли и эстетическому импульсу, какое неизменно испытывает исключительно

этический человек. Дух раннего республиканского Рима сколько мог

противоборствовал греческим влияниям, которые широко распространялись в

обществе, закрывал школы греческих учителей, изгонял философов, а наболее

типичные римские умы смотрели на греческий язык как на некую угрозу, а на

греческую культуру как на мерзость; Рим инстинктивно чувствовал в ней врага,

подступившего к его стенам, уга-дывал некую враждебную и разрушительную

силу, смертельно опасную для его принципов жизни. Спарта (казалось бы,

греческий город) допускала в качестве чуть ли не единственного эстетического

элемента сознательного этического воспитания и образования военную музыку и

поэзию, но даже при этом, когда появлялась необходимость воспеть военные

подвиги, ей приходилось обращаться за помощью к афинянину. Любопытный пример

влияния этого инстинктивного недоверия даже на широкий и эстетичный афинский

ум мы находим в утопиче-ских построениях Платона, который в своей работе

'Государство' счел необходимым сначала осудить, а потом и изгнать поэтов из

идеального государства. Конец этих чисто этических культур ясно

свидетельствует об их неполноцености. Они либо исчезают, не оставляя после

себя ничего привлекательного и полезного для будущего человечества или же

оставляя очень мало (как исчезла Спарта), либо разрушаются в результате

мятежа сложной человеческой природы против противоестественного ограничения

и подавления, как разрушилась этическая культура раннего Рима, выродившаяся

в эгоистическую и зачастую оргиастическую распущенность Рима

республиканского и имперского. Человеческий ум нуждается в мысли, чувстве,

радости, расширении; стремление к расширению собственных границ заложено в

самой его природе, и ограничение полезно для него лишь в той мере, в какой

оно помогает укрепить, направить и усилить его развитие. Он категорически

отказывается называть культурными те цивилизации или эпохи, которые не

допускали разумную свободу развития, - сколь бы благородными ни были их цели

или сколь бы прекрасным само по себе ни было их общественное устройство.

С другой стороны, мы оказываемся перед соблазном объявить совершенной

культурой все те эпохи и цивилизации, которые, несмотря на все их

недостатки, поощряли свободное человеческое развитие и, подобно древним