Бродяги Драхмы

В старой таверне за стойкой я увидел дряхлого старика, который еле мог

пошевелиться, чтобы налить мне пива, и подумал: 'Уж лучше умереть в ледяной

пещере, чем вот так коротать вечный вечер в пыли и потемках'. Типичная

деревенская парочка высадила меня у продуктовой лавки в Соке, и на последнем

перегоне за рулем оказался местный нарушитель спокойствия, подвыпивший,

чернявый, с длинными баками, он умел играть на гитаре, не сбавлял скорость

на поворотах и лихо затормозил у летящей пыльной стоянки лесничества

Марблмаунт. Вот я и дома.

Помощник лесника стоял и смотрел на нас.

- Это ты Смит?

- Ага.

- А это чего, друг твой?

- Да нет, просто подвез.

- Одурел что ли превышать, тут государственная собственность.

Я прикусил язык. Вот так-то, больше я не свободный бхикку, по крайней

мере до следующей недели, пока не доберусь до своего высотного убежища.

Целую неделю пришлось провести в школе пожарных, все в касках, надетых прямо

или лихо сдвинутых (как у меня), мы копали траншеи в мокром лесу, валили

деревья и тушили маленькие учебные пожары, причем я встретился со старым

лесником, а когда-то логгером Берни Байерсом, тем самым, чьему гулкому

'лесорубному' голосу смешно подражал Джефи.

Мы с Берни сидели в его грузовике, в лесу, и говорили о Джефи. 'Что ж

он сам-то не приехал, как не стыдно. Он у нас был лучшим наблюдателем и,

ей-Богу, лучше всех работал на расчистке тропы. Всегда такой бодрый, готов

лазить и лазить сколько угодно, и не унывает, да, лучшего парня я не

встречал. И никого не боялся: всегда скажет, что думает. Вот это я люблю:

когда перестанут люди говорить, что думают, тут мне и на покой пора,

заберусь на самую верхотуру, да где-нибудь там в сарайчике и сдохну. Кстати,

Джефи, куда б его ни забросило, сколько б он лет ни прожил - всегда будет

молодцом'. Берни было за шестьдесят, и говорил он о Джефи по-отечески.

Вспомнили его и другие парни, все удивлялись, почему он не приехал. В тот

вечер, на сороковую годовщину работы Берни в лесничестве, ребята преподнесли

ему подарок - новенький кожаный ремень. Старине Берни постоянно не везло с

ремнями, так что он подпоясывался какой-то веревкой. Тут он затянулся новым

ремнем и сказал что-то смешное насчет того, что теперь особо не разъешься, и

все захлопали и закричали 'ура'.

Я решил, что Берни и Джефи - лучшие из всех, кто когда-либо работал в

этих краях.

После занятий в школе пожарных я бродил по горам за лесничеством или

просто сидел на берегу Скэджита, скрестив ноги, с трубкой и бутылкой вина,

вечерами и лунными ночами, пока другие ходили по пиву на местные карнавалы.

У Марблмаунта Скэджит был чисто-зеленым бурлящим потоком растаявшего

снега; вверху окутанные облаками кроны тихоокеанских северо-западных сосен,

еще выше маячили горные пики, тоже укрытые облаками, сквозь которые нет-нет

да и проглядывало солнце. Стремительный поток чистоты у моих ног - это была

их работа, работа спокойных гор. Солнце сверкало на перекатах, цеплялись за

берег упрямые коряги. Птицы рыскали над водой в поисках тайно улыбавшейся

рыбы, - изредка, выскочив из воды и изогнувшись серебряной аркой, рыба вновь

ныряла в глубину, и лазейку, куда она ускользнула, поспешно смывало бегущей

водой. Со скоростью двадцать пять миль в час неслись по течению бревна и

коряги. Я так понял, что, если попробовать переплыть эту довольно узкую

речку, снесет на добрых полмили вниз. Волшебная речная страна, пустота

золотой вечности, ароматы мха, коры, веток, глины, вся эта кажимость перед

глазами, журчащая, бурлящая и вместе с тем спокойная и нескончаемая,

заросшие деревьями холмы, пляшущие блики солнца. Я смотрел вверх, и облака