Джек Керуак

Бродяги Драхмы

Джек Керуак. Бродяги Дхармы

Как-то в полдень, в конце сентября 1955 года, вскочив на товарняк в

Лос-Анджелесе, я забрался в 'гондолу' - открытый полувагон и лег, подложив

под голову рюкзак и закинув ногу на ногу, созерцать облака, а поезд катился

на север в сторону Санта-Барбары. Поезд был местный, и я собирался провести

ночь на пляже в Санта-Барбаре, а потом поймать либо наутро следующий местный

до Сан-Луис-Обиспо, либо в семь вечера товарняк первого класса до самого

Сан-Франциско. Где-то возле Камарильо, где сходил с ума и лечился Чарли

Паркер, мы ушли на боковой путь, чтобы пропустить другой поезд; тут в мою

гондолу забрался щуплый старый бродяжка и, кажется, удивился, найдя там

меня. Он молча улегся в противоположном конце гондолы, лицом ко мне,

подложив под голову свою жалкую котомку. С грохотом проломился по главному

пути товарный на восток, дали свисток - сигнал к отправлению, и мы

тронулись; стало холодно, ветер с моря понес клочья тумана на теплые долины

побережья. После безуспешных попыток согреться, свернувшись и укутавшись на

студеном железном полу, мы с бродяжкой, каждый в своем конце вагона,

вскочили и принялись топать, прыгать и махать руками. Вскоре, в каком-то

пристанционном городишке, наш поезд опять ушел на боковой путь, и я понял,

что без пузыря токайского дальше сквозь холод и туман ехать нельзя.

- Последишь за вещами, пока я сбегаю за бутылкой?

- Давай.

Я спрыгнул через борт, перебежал через шоссе 101 к магазину и, кроме

вина, купил еще хлеба и конфет. Бегом вернулся я к своему товарняку,

которому оставалось еще минут пятнадцать до отправления. Было довольно тепло

и солнечно, но день клонился к вечеру, скоро похолодает. Бродяжка сидел в

своем углу, скрестив ноги, над скудной трапезой, состоящей из банки сардин.

Я пожалел его, подошел и сказал:

- Как насчет винца, согреться? А может, хочешь хлеба с сыром к своим

сардинкам?

- Давай. - Он говорил кротким, тихим, как бы глубоко запрятанным

голоском, боясь или не желая обнаружиться. Сыр я купил три дня назад в

Мехико, перед длинным дешевым автобусным рейсом через Закатекас - Дюранго -

Чиуауа, две тысячи долгих миль до границы в Эль-Пасо. Он поел хлеба с сыром

и выпил вина, с наслаждением и благодарностью. Я был рад. Я вспомнил строку

из Алмазной Сутры: 'Твори благо, не думая о благотворительности, ибо

благотворительность, в конце концов, всего лишь слово'. В те дни я был

убежденным буддистом и ревностно относился к тому, что считал религиозным

служением. С тех пор я стал лицемернее в своей болтовне, циничнее, вообще

устал. Ибо стар стал и равнодушен... Но тогда я искренне верил в

благотворительность, доброту, смирение, усердие, спокойное равновесие,

мудрость и экстаз, и считал себя древним бхикку в современной одежде,

странствующим по свету (обычно по огромной треугольной арке Нью-Йорк -

Мехико - Сан-Франциско), дабы повернуть колесо Истинного Смысла, или Дхармы,

и заслужить себе будущее Будды (Бодрствующего) и героя в Раю. Я еще не

встретил Джефи Райдера, это предстояло мне на следующей неделе, и ничего не

слышал о бродягах Дхармы, хотя сам я был тогда типичным бродягой Дхармы и

считал себя религиозным странником. Старый бродяжка в гондоле подкрепил мою

веру: согрелся от вина, разговорился и наконец извлек клочок бумаги с

молитвой Святой Терезы, обещающей после смерти вернуться на землю с неба

дождем из роз, навсегда, для всех живых существ.

- Откуда это у тебя? - спросил я.

- Да вырезал из одного журнала в читальне, в Лос-Анджелесе, пару лет

назад. Я всегда ношу ее в собой.

- И читаешь в товарняках?

- Каждый день почти. - Он был немногословен и не стал распространяться

насчет Святой Терезы, религии и собственной жизни. Бывают такие маленькие,

тихие бродяжки, на которых никто особенно не обращает внимания, даже на

скид-роу, в дешевом районе бедняков и бродяг, не говоря уже о главной улице.

Погонится за ним полицейский - он припустит и исчезнет; и железнодорожная

охрана в большом городе вряд ли заметит, как он, маленький, прячется в траве

и, хоронясь в тени, вскакивает в товарный вагон. Когда я сказал ему, что

следующей ночью собираюсь пересесть на 'Зиппер', первоклассный товарняк, он

сказал:

- А, на 'полночный призрак'.

- Это вы так 'Зиппер' называете?

- Ты,