Джек Керуак

Бродяги Драхмы

'милок':

- По глазам вижу, милок, что ты понимаешь все мои слова. Ты знай, я

хочу, чтоб ты попал на небеса и был счастлив. Я хочу, чтоб ты понял мои

слова.

- Я слышу и понимаю.

Напротив какие-то молодые китайцы из Торговой палаты Чайнатауна строили

новый буддистский храм, строили сами; однажды вечером, пьяный, я проходил

мимо и впрягся в вместе с ними толкать тачку с песком, молодые прогрессивные

синклер-льюисовские ребята, они жили в хороших домах, но надевали джинсы и

приходили работать на строительстве храма, все равно как в каком-нибудь

городишке на Среднем западе, среди прерий, собирается строить церковь добрая

американская молодежь во главе с ричард-джексоновским заводилой с открытым

лицом. Здесь, в Чайнатауне, в этом хитрейшем запутанном городишке внутри

города, они делали то же самое, только церковь, которую они строили, была

церковью Будды. Как ни странно, Джефи не интересовался буддизмом Чайнатауна,

потому что это был буддизм традиционный, а не его любимый

интеллектуально-артистический дзен - хотя я пытался доказать ему, что это

одно и то же. В ресторане мы с удовольствием поели палочками. Теперь мы

прощались, и я не знал, когда увидимся вновь.

За толстой негритянкой стоял мужчина, он все время покачивался и,

закрыв глаза, приговаривал: 'Это правильно'. Она сказала нам:

- Помилуй вас Бог, ребятки, за то, что слушаете меня. Знайте, все

складывается хорошо у тех, кто любит Господа, кто призван служить Ему.

'Послание к римлянам', восемь, восемнадцать, юноши. Новое поле ждет вас, и

вы обязательно выполните свое предназначение. Слышите?

- Да, мэм, всего доброго. - Мы с Джефи распрощались.

Несколько дней прожил я у Коди с семьей. Он тяжело переживал

самоубийство Рози и повторял, что должен днем и ночью молиться за нее,

особенно в этот решающий момент, ибо душа самоубийцы все еще носится над

землей, готовая пойти в чистилище или в ад. 'Надо, брат, помочь ей попасть в

чистилище'. И, ложась спать у него в саду в новом спальнике, я помогал ему

молиться. Днем я записывал в карманный блокнот стишки, которые читали мне

его дети. Ля-ля... ля-ля... я вижу тебя... Ля-ля... ля-ля... я люблю тебя...

Та-та... та-та... на небе красота... Я выше тебя... ля-ля... ля-ля... А Коди

приговаривал: 'Не пил бы ты столько вина'.

В понедельник на сортировочной станции в Сан-Хосе я ждал вечернего

Зиппера - он должен был появиться в полпятого. Оказалось, у него выходной,

пришлось ждать 'полночного призрака' до половины восьмого. Тем временем, как

только стемнело, я развел в густой высокой траве возле путей маленький

индейский костерок, разогрел банку макарон и поужинал. Приближался

'призрак'. Сочувствующий стрелочник посоветовал мне лучше пока не пытаться,

потому что на разъезде стоит охранник с большим фонарем, он заметит и

позвонит в Уотсонвилл, чтобы меня выкинули из поезда. 'Зима, ребята

балуются, вскрывают вагоны, бьют стекла, бутылки бросают, портят поезд'.

С оттягивающим плечи рюкзаком прокрался я на восточный конец станции,

миновав охранника, подстерег 'призрака' на выезде и успешно вскочил на него.

Я открыл спальник, снял ботинки, подложил их под скатанное пальто и

великолепно проспал всю дорогу до Уотсонвилла; там прятался в траве до

самого сигнала отправления, вскочил опять и на сей раз заснул уже на всю

ночь, мчась вдоль невероятного побережья, и О, Будда, лунность твоя, и О,

Христос, звездность твоя над морем, над морем, Серф, Тангейр, Гавиота, поезд

несется под восемьдесят миль в час, а я, теплый, как гренок, лечу в своем

спальнике домой встречать Рождество. Проснулся я только около семи утра,

поезд замедлил ход, вползая на сортировочную Лос-Анджелеса, и первое, что я

увидел, обуваясь и готовясь соскочить, был железнодорожный рабочий, он

помахал мне и крикнул: 'Добро пожаловать в Эл-Эй!'

Но надо было поскорее выбираться отсюда. Глаза слезятся от густого

смога, солнце жарит, в воздухе вонь, настоящий ад этот ваш Эл-Эй. Кроме

того, я подцепил от кодиных детей простуду, какой-то калифорнийский вирус, и

чувствовал себя весьма погано. Собирая горстями воду, капающую из

холодильных вагонов, я умылся, сполоснул рот, причесался и пошел в город - в

полвосьмого вечера надо поймать Зиппер, товарняк первого класса, который

довезет меня до Юмы, Аризона.