Джек Керуак

Бродяги Драхмы

его, Кристина, юная красавица с медовыми волосами,

ходила по дому и двору босиком, развешивала белье, пекла домашний хлеб и

печенье. Она была мастерица готовить еду из ничего. В прошлом году Джефи

очень порадовал их, подарив им на годовщину десятифунтовый мешок муки. Шон

был настоящим патриархом, как в прежние времена, и, несмотря на свои

двадцать два, носил, как святой Иосиф, окладистую бороду, посверкивая оттуда

белозубой улыбкой и молодыми синими глазами. Две маленькие дочурки тоже

бегали везде босиком и росли весьма самостоятельными.

Пол устилали плетеные соломенные циновки - входя, здесь также

полагалось разуваться. Было много книг и единственная дорогая вещь -

отличный проигрыватель, чтобы слушать собранную Шоном богатую коллекцию

индейской музыки, фламенко и джаза. Даже китайские и японские пластинки у

него были. Обедали за низким черным лакированным столиком, в японском стиле,

причем сидеть, хочешь не хочешь, полагалось на циновках. Кристина

превосходно готовила супы и свежие бисквиты.

Прибыв в полдень на 'Грейхаунде', я прошел еще около мили по гудроновой

дороге, и Кристина тут же усадила меня за горячий суп и горячий хлеб с

маслом. Какое, право, славное существо. 'Шон и Джефи на работе в Сосалито.

Вернутся около пяти'.

- Пойду посмотрю домик, подожду их там.

- Хочешь, посиди здесь, можешь музыку послушать.

- Да нет, не буду тебе мешать.

- Вовсе ты мне не мешаешь, я должна только развесить белье, испечь

хлеба на вечер и кое-что заштопать. - С такой женой Шон, не особо напрягаясь

на работе, сумел положить в банк несколько тысяч. Как истый патриарх, Шон

был щедр и гостеприимен, всегда уговаривал пообедать, а если в гостях

оказывалось человек двенадцать - накрывали во дворе, на огромной доске, обед

бывал простой, но вкусный, и всегда с большим кувшином красного вина. Вино,

однако, покупалось вcкладчину, насчет этого было строго, а если кто приезжал

на все выходные (как обычно и делали), полагалось привозить еду или деньги

на еду. Ночью во дворе, под звездами и деревьями, все сидели сытые,

довольные, пили красное вино, а Шон брал гитару и пел народные песни. Когда

я уставал от этого, то поднимался к себе на холм и ложился спать.

Наевшись и поболтав с Кристиной, я взобрался на холм. Крутой подъем

выводил прямо к заднему крыльцу. Вокруг гигантские пондерозы и другие сосны,

а на соседнем участке - залитый солнцем выгон с полевыми цветами и две

великолепные гнедые, склонивших изящные шеи к сочной траве. 'Да, -

восхитился я, - это покруче, чем леса Северной Каролины!' На травянистом

склоне Шон и Джефи повалили три эвкалипта и распилили их бензопилой на

бревна. Я увидел, что они уже начали расщеплять их клиньями и колоть на

дрова. Тропинка поднималась на холм так круто, что приходилось передвигаться

чуть ли не на четырех, по-обезьяньи. Вдоль тропы шла кипарисовая аллея,

высаженная стариком, который умер несколько лет назад в этой хижине. Аллея

служила защитой от холодных ветров, несущих с моря туман. Подъем делился на

три части: задний двор Шона, затем забранный оградой маленький чистый

'олений парк', где я как-то ночью действительно видел оленей, пять штук

(вообще вся территория была заповедником); наконец, последняя ограда и

травянистый холм с внезапным обрывом справа, где домик был едва различим за

деревьями и цветущими кустами. Позади домика - хорошо сработанного

строеньица о трех комнатах (одна уже была занята Джефи) - запас отличных

дров, козлы, топоры, подальше - уборная, без крыши, просто дырка в земле и

доска. А на дворе - словно первое утро мира, солнце струится сквозь море

густой листвы, кругом птички-бабочки скачут, тепло, чудесно, аромат горного

вереска и цветов над проволочной изгородью, тянущейся до самой вершины,

откуда открывается великолепный вид на Марин-Каунти. Я вошел в домик.

На двери табличка с китайскими письменами: я так и не выяснил, что они

означают, вероятно, заклинание от Мары (Мара - Соблазн). Внутри - прекрасная

простота, свойственная всем жилищам Джефи: все аккуратно, целесообразно и,

как ни странно, красиво, хотя на украшение не потрачено ни цента. Старые

глиняные кувшины взрываются охапками цветов, собранных возле дома. Аккуратно

составлены в апельсиновых ящиках книги. На полу - недорогие соломенные