Джек Керуак

Бродяги Драхмы

где мы останавливались

выпить кофе, ужасно серьезно играл в пинбол; кроме того, он подбирал всех

стопщиков: сначала здоровенного, растягивающего слова оки из Алабамы, потом

безумного матроса из Монтаны, развлекавшего нас мудреными беседами, и так,

на скорости восемьдесят миль в час, мы выскочили к Олимпии, штат Вашингтон,

а оттуда, по извилистым лесным дорогам - к военно-морской базе в Бремертоне,

Вашингтон, и теперь все, что отделяло меня от Сиэтла - был

пятидесятицентовым паром Мы попрощались, и вместе с бродягой-оки я взошел на

паром, причем заплатил за него, в знак благодарности за свое потрясающее

везение в дороге, и даже отсыпал ему пару горстей орехов с изюмом, которые

он жадно сгрыз, так что я поделился с ним еще салями и сыром.

Пока он сидел в главном отсеке, а паром отчаливал, я поднялся на палубу

- врубаться, наслаждаться моросящим холодным дождиком и Пьюджет-Саундом. До

Порт-Сиэтла плыть предстояло час; за поручнем я нашел заначенную кем-то и

прикрытую журналом 'Тайм' водку, полпинты, да и не заметил, как выпил ее;

достал из рюкзака теплый свитер, поддел под непромокаемую куртку и в полном

одиночестве расхаживал по умытой туманом палубе в каком-то диком лирическом

восторге. Внезапно я понял, что Северо-запад неизмеримо круче, чем я себе

представлял по рассказам Джефи. По всему горизонту на многие мили

громоздились невероятные горы, упираясь в разорванные облака, гора Олимпус,

гора Бейкер, громадная оранжевая лента во мгле под простирающимися к Тихому

океану небесами, ведущими, я знал, к Хоккайдо, к Сибири, к бескрайним

заброшенностям мира. Присев у капитанской рубки, я слушал, как внутри

по-марк-твеновски переговариваются шкипер и рулевой. Впереди в сгустившемся

сумеречном тумане светилась надпись: 'Порт Сиэтл'. И тут все, что

рассказывал мне Джефи о Сиэтле, стало просачиваться в меня, как холодный

дождь: теперь я уже не просто думал об этом, а видел это и чувствовал. Сиэтл

в точности соответствовал рассказам Джефи: сырой, громадный, лесной, горный,

холодный, бодрящий, будоражащий. Паром ткнулся в причал на Аляскан-Уэй, и я

сразу же увидел тотемные столбы в старых лавчонках и древний стрелочный

паровозик образца 1880 года с заспанными кочегарами, пыхтящий вдоль берега,

туда-сюда, словно выкатившийся из моих собственных снов, старинный

американский кизи-джонсовский локомотив, я такие только в вестернах видел,

но он пахал вовсю, таская вагончики в дымной мгле волшебного города.

Я немедленно отправился в хорошую чистую гостиницу на скид-роу, 'отель

Стивенс', снял комнату на одну ночь, принял горячую ванну и хорошенько

выспался, а наутро, побрившись, вышел прогуляться по Первой Авеню и

совершенно случайно набрел на магазины 'Доброй воли', где продавались

отличные свитера и красное теплое белье, а потом прекрасно позавтракал с

пятицентовым кофе в утренней торговой толпе, под синим небом с несущимися

облаками, под шум Пьюджет-Саунда, искрящегося, танцующего вокруг старых

причалов. Настоящий Северо-запад! В полдень, радостно упаковав в рюкзак

новые шерстяные носки, банданы и так далее, я выписался из гостиницы, прошел

несколько миль пешком до шоссе 99 и со многими короткими пересадками успешно

двинулся вперед.

Вот на северо-востоке показались Каскады - невероятные пики,

искореженный камень, заснеженные просторы, - сильное зрелище. Дорога бежала

по сонным плодородным долинам Стилаквамиша и Скэджита, богатые черноземные

долины с фермами и пасущимися коровками на могучем фоне заснеженных гор. Чем

дальше на север, тем выше горы, так что под конец я уже начал побаиваться. В

числе прочих подвез меня один парень, с виду аккуратный очкарик-адвокат на

старомодной машине, но оказалось, это знаменитый гонщик Бэт Линдстром, а в

старомодную колымагу вмонтирован новенький мотор, позволяющий выжимать сто

семьдесят миль в час. Он лишь слегка намекнул на это, проскочив на красный

свет, так что я услышал глубокий мощный рев двигателя. Потом был лесоруб,

который, как выяснилось, знаком с лесниками в тех краях, куда я направлялся:

он сказал, что долина Скэджита уступает по плодородию разве что долине Нила.

Он высадил меня на шоссе 1-Г, узкой дорожке, которая вывела на 17-А, - та

уже внедрялась в самое сердце гор и заканчивалась тупиком, уже как грунтовая

дорога, на дамбе Дьябло. Да, теперь я оказался в