Бродяги Драхмы

Мы шли дальше, и мне чрезвычайно нравился тот, я бы сказал, бессмертный

облик, который приобрела послеполуденная тропа, золотистая древняя пыль,

запорошившая травы на склонах, гуденье жуков, вздохи ветра в мерцающем танце

над горячими камнями и то, как падали вдруг на тропу тень и прохлада высоких

деревьев, и свет здесь казался глубже. Озеро внизу скоро стало совсем

игрушечным, все так же темнели в нем пятна колодцев, гигантские тени облаков

лежали на воде, и трагическая маленькая дорога, по которой возвращался

бедняга Морли.

- Как там Морл, не видать?

Джефи прищурился.

- Вижу облачко пыли, может, это уже он возвращается. - А мне казалось,

что я уже все это видел, от альпийских лугов с кустами люпина до внезапных

водопадов с мостиками-корягами и зеленой глубиной, и как-то невыразимо

щемило сердце, будто я уже раньше жил и ходил по этой тропе, в похожих

обстоятельствах, с другом-бодхисаттвой, но, может быть, это было более

важное путешествие; хотелось прилечь у тропы и вспомнить.

Так бывает в лесах, они всегда кажутся знакомыми, давно забытыми, как

лицо давно умершего родственника, как давний сон, как принесенный волнами

обрывок позабытой песни, и больше всего - как золотые вечности прошедшего

детства или прошлой жизни, всего живущего и умирающего, миллион лет назад

вот так же щемило сердце, и облака, проплывая над головой, подтверждают это

чувство своей одинокой знакомостью. От вспышек внезапного узнавания,

вспоминания я даже ощутил экстаз, и в дремотной испарине потянуло лечь и

заснуть в траве. Вместе с высотой росла усталость, теперь, как настоящие

альпинисты, мы уже не разговаривали, и не надо было разговаривать, и это

было хорошо; после получаса молчания Джефи обернулся и заметил: 'Вот это мне

нравится, когда идешь и говорить уже не нужно, как будто мы - животные и

общаемся молча, посредством телепатии'. Так мы и шли, погруженные в

собственные мысли, Джефи - своим забавным чаплинским шагом, который я уже

описал, а я тоже нащупал для себя правильный способ ходьбы, медленными

короткими шажками, упорно вверх и вверх, со скоростью одна миля в час, так

что я отставал ярдов на тридцать, и теперь, сочинив хокку, приходилось

выкрикивать их друг другу. Вскоре мы преодолели ту часть тропы, за которой

начинался прелестный мечтательный луг с озерцом, а там уже тропа кончалась и

были камни, одни только камни.

- Теперь единственный ориентир - это 'утки'.

- Какие еще утки?

- Видишь вон там валуны?

- 'Видишь вон там валуны'! Еще бы, пять миль сплошных валунов до самой

горы.