Джек Керуак

Бродяги Драхмы

Все новые люди, самые разные, прибывали из города, прослышав в барах,

что у нас тут творится. Вдруг смотрю - Альва с Джорджем расхаживают нагишом.

- Чего это вы?

- Да так, просто решили раздеться.

Никому, кажется, не было дела. Я видел, как хорошо одетые Какоутес и

Артур Уэйн стояли у костра с этой парой голых сумасшедших и вели с ними

вежливую, серьезную беседу о мировых проблемах. Наконец разделся и Джефи и

продолжал бродить со своей бутылкой, уже голышом. Поймав взгляд кого-нибудь

из своих девиц, он с диким ревом бросался на нее, и девица с писком вылетала

из комнаты. Полное безумие. Интересно: что, если бы полицейские из

Корте-Мадера прознали о наших безобразиях и приехали разбираться? Костер

яркий, с дороги прекрасно видно все, что делается во дворе. И все равно, как

ни странно, ничего особенного не было в этом зрелище: костер, угощение на

доске, люди играют на гитарах, качаются на ветру густые деревья, и среди

всех расхаживают несколько голых.

Я говорил с отцом Джефи и спросил:

- А как вам нравится, что он разделся?

- Да подумаешь, по мне, пускай делает что хочет. Слушай, а где эта

длинная, с которой мы танцевали? - Настоящий папаша для бродяги Дхармы, то,

что надо. В молодости ему круто пришлось в Орегоне - кормить целое семейство

в выстроенной своими руками хижине, убиваться, выращивая урожай на

беспощадной жесткой земле, пережидать холодные зимы. Ныне он стал

преуспевающим малярным подрядчиком, обзавелся одним из лучших домов в

Милл-Вэлли и содержал свою сестру. Мать Джефи жила на севере, одна, в

меблированных комнатах. Джефи собирался позаботиться о ней по возвращении из

Японии. Я видел одинокое письмо от нее. Джефи сказал, что его родители

развелись окончательно и бесповоротно, но, вернувшись из монастыря, он

попробует как-то помочь матери. Он не любил о ней говорить, а отец, конечно,

вообще не упоминал ее. Но отец мне нравился, мне нравилось, как он плясал,

неистовый, потный, как спокойно относился к эксцентричным выходкам других

гостей - пусть каждый делает, что хочет - и уехал домой около полуночи,

проплясав вниз к своей машине под дождем бросаемых цветов.

Еще был славный малый Эл Ларк, он все время просидел, развалясь, с

гитарой, перебирая струны, рокоча блюзовыми аккордами, иногда наигрывая

фламенко, а в три часа ночи, когда все уже угомонились, они с женой засыпали

во дворе в спальных мешках, и я слышал, как они дурачились в траве.

'Потанцуем?' - предлагала она. 'Уймись же ты, дай поспать,' - отвечал он.

Сайке с Джефи поругались, и она ушла, не захотев подняться с ним на

холм, почтить его чистые простыни. Я видел, как он, шатаясь, поднимается в

гору, праздник кончился.

Я проводил Сайке до машины и сказал:

- Слушай, зачем ты огорчаешь Джефи в эту прощальную ночь?

- Пошел он к черту, он все время делает мне гадости.

- Да брось ты, поднимись к нему, никто тебя там не съест.

- Ну и что. Я поехала в город.

- Ну перестань, не злись. Джефи говорил мне, что он тебя любит.

- Вранье.

- Эх, жизнь, - вздохнул я, уходя с бутылью вина, и, поднимаясь на холм,

слышал, как она пыталась развернуться на узкой дороге, но съехала задними

колесами в кювет и не смогла выбраться, поэтому ей все равно пришлось

ночевать у Кристины, на полу. Наверху в хижине тоже весь пол был занят: там

устроились и Бад, и Кофлин, и Альва, и Джордж, завернувшись в разнообразные

одеяла и спальные мешки. Расстилая свой спальник на мягкой траве, я подумал,

что устроился лучше всех. Вот и закончился праздник, все свое отвизжали,

отпели, отбарабанили, а толку? Развлекаясь своей бутылочкой, я принялся петь

в ночи. Ослепительно сияли звезды.

- Комар величиной с гору Сумеру намного больше, чем ты думаешь! -

крикнул Кофлин из домика, заслышав мое пение.

- Конская подкова намного нежнее, чем кажется! - отвечал я.

В фуфайке и кальсонах выскочил во двор Альва, стал танцевать в траве и

завывать длинные стихи. Наконец Бад принялся серьезно излагать свои новые

идеи. То есть у нас начался как бы новый виток. 'Пошли вниз, посмотрим, не

осталось ли девчонок!' - я спустился, вернее, скатился с холма и опять

попытался затащить наверх Сайке, но она валялась на полу в полном

бесчувствии. Угли большого костра были все еще раскалены докрасна. Шон

храпел в