Доннер Флоринда

Шабоно

что он уже умер.

Он повернулся на бок и подогнул ноги, как ребенок,

ищущий тепла и покоя. Беспомощно взглянув, он попы-

тался сосредоточить на мне взгляд своего единственного

глубоко запавшего глаза. Он словно возвращался из страш-

ного далека, из иного мира. Опираясь о сломанный лук, он

попытался встать на ноги, однако вцепившись в мою руку,

с истошным криком рухнул на землю. Удержать его я не

смогла. Я встряхнула его, но он даже не шевельнулся.

Я пощупала пульс, чтобы убедиться, что он еще жив.

Камосиве открыл глаз; в его взгляде была немая мольба.

Расширенный зрачок не отражал света; словно глубокий

мрачный туннель, он, казалось, вытягивал все силы из мо-

его тела. Опасаясь сделать что-нибудь не так, я тихо, как с

ребенком, заговорила с ним по-испански в надежде, что он

закроет свой жуткий глаз и уснет.

Подхватив под мышки, я поволокла его к шабоно. Хотя

в нем были лишь кожа да кости, его тело, казалось, весило

целую тонну. Спустя несколько минут я была вынуждена

сесть и передохнуть, не зная, жив он или мертв. Губы его

задрожали, и он выплюнул табачную жвачку. Темная слю-

на тонкой струйкой потекла у меня по ноге. Его глаз

налился слезами. Я воткнула жвачку ему в рот, но он ее не

принял. Тогда я взяла его ладони и стала тереть о свое тело,

чтобы передать ему немного тепла. Он попытался что-то

сказать, но я услышала лишь невнятное бормотание.

Какой-то подросток, спавший недалеко от входа рядом

с хижиной старика, помог мне взгромоздить Камосиве в

гамак. - Подбрось дров в очаг, - велела я одному из гла-

зевших на все это мальчишек. - И позови Арасуве, Этеву

или кого-нибудь, кто может помочь старику.

Камосиве открыл рот, чтобы легче дышалось. Невер-

ный свет маленького костра подчеркивал его мертвенную

бледность. Лицо скривилось в жалкой улыбке; это убедило

меня, что я все сделала правильно.

Хижина заполнилась людьми. В их глазах блестели

слезы, и по всему шабоно разнеслись горестные вопли.

- Смерть не похожа на ночную темень, - еле слышно

прошептал Камосиве. Слова его пали в тишину, ибо

столпившиеся вокруг гамака люди мгновенно смолкли.

- Не оставляй нас одних, - застонали, громко рыдая,

мужчины. Они заговорили о былой отваге старика, об

убитых им врагах, о его детях, о временах, когда он был

вождем Итикотери, и том процветании и благоденствии, в

каком пребывала при нем деревня.

- Я пока еще не умру. - Слова старика снова за-

ставили их умолкнуть. - Ваши рыдания очень меня огор-

чают. - Он открыл глаз и обвел им лица окружающих. -

Хекуры еще живут у меня в груди. Заклинайте их, ибо толь-

ко они удерживают меня при жизни.

Арасуве, Ирамамове и еще четверо мужчин вдули друг

другу в ноздри эпену. С помутневшими глазами они завели

песнопения духам, обитающим под землей и над нею.

- Что у тебя болит? - спросил немного погодя Арасу-

ве, наклонившись над стариком. Его сильные руки стали

массировать хилую сморщенную грудь; его губы вдували

тепло в бездвижную плоть.

- Я только опечален, - прошептал Камосиве. - Ско-

ро уже хекуры покинут мою грудь. Это моя печаль делает

меня таким слабым.

Вместе с Ритими я вернулась в нашу хижину. - Он не

умрет, - сказала она, утирая слезы. - Не знаю, почему он

хочет так долго жить. Он такой старый, он уже не

мужчина.

- А кто же он?

- Его лицо так съежилось, так осунулось... - Ритими

взглянула на меня, словно ища подходящие слова. Она сде-

лала неопределенный жест рукой, будто пытаясь ухватить

нечто такое, чему не находила выражения, и пожав пле-

чами, улыбнулась: - Мужчины будут петь заклинания всю

ночь, и хекуры оставят старика в живых.

Монотонный дождь, теплый и неустанный, сливался с

песнями мужчин. Всякий раз, просыпаясь и садясь в гама-

ке, я видела их, сидящих на корточках у очага в хижине

Камосиве. Они пели мощно и требовательно в убеждении,

что их заклинания могут сохранить жизнь человеку, пока

остальные Итикотери спят.

Голоса стихли с розовой грустью зари. Я поднялась и

перешла поляну. Воздух был зябкий, земля отсырела после

дождя. Огонь угас, но в хижине держалось тепло от густого

дыма. Мужчины все еще сидели тесной кучкой вокруг Ка-

мосиве. Их лица осунулись, под глазами появились темные

круги.

Когда я снова забралась в гамак, Ритими встала, чтобы

раздуть огонь в очаге. - Похоже, Камосиве пошел на поп-

равку, - сказала я, укладываясь спать.

Как-то раз, поднявшись из-за куста, я увидела самую

младшую жену Арасуве и ее мать, медленно

пробиравшихся сквозь заросли к реке. Я потихоньку пошла

следом за женщинами. У них