Доннер Флоринда

Шабоно

От омерзения я разрыда-

лась.

Они настороженно отпрянули. Хотя слов я не понима-

ла их интонации явно свидетельствовали о недоумении.

Уже вечером я узнала от Милагроса, как Ритими

объяснила толпе, что нашла меня в лесу. Поначалу она

приняла меня за лесного духа и боялась ко мне подойти.

Только увидев, как я поедаю бананы, она убедилась, что я

человек, потому что только люди едят с такой жадностью.

Между гамаком Милагроса и моим, дымя и пот-

рескивая, горел костер; он тускло освещал открытую со всех

сторон хижину, оставляя в темноте сплошную стену деревь-

ев. От этого красноватого света и дыма на мои глаза наво-

рачивались слезы. Вокруг костра, касаясь друг друга пле-

чами, тесно сидели люди. Их затененные лица казались

мне совершенно одинаковыми; красные и черные узоры на

телах словно жили своей собственной жизнью, шевелясь и

извиваясь при каждом движении.

Ритими сидела на земле вытянув ноги и левой рукой

опиралась о мой гамак. Ее кожа в неверном свете костра

отсвечивала мягкой глубокой желтизной, нарисованные на

лице линии сходились к вискам, подчеркивая характерные

азиатские черты. Хорошо были видны освобожденные от

палочек дырочки в уголках ее рта, в нижней губе и в пере-

городке между широкими ноздрями. Почувствовав мой

взгляд, она встретилась со мной глазами, и ее круглое лицо

расплылось в улыбке. У нее были короткие квадратные зу-

бы, крепкие и очень белые.

Я стала задремывать под их тихий говор, но спала

какими-то урывками, думая о том, что мог им рассказы-

вать Милагрос, когда я то и дело просыпалась от их хохота.

ЧАСТЬ

ВТОРАЯ

Глава 6

- Когда ты думаешь вернуться? - спросила я Милагроса

шесть месяцев спустя, отдавая ему письмо, которое

написала в миссию отцу Кориолано. В нем я кратко уведом-

ляла его, что намерена пробыть у Итикотери еще по мень-

шей мере два месяца. Я просила его дать знать об этом моим

друзьям в Каракасе; и самое главное, я умоляла его пере-

дать с Милагросом столько блокнотов и карандашей сколь-

ко он сможет. - Когда ты вернешься? - спросила я еще

раз.

- Недели через две, - небрежно ответил Милагрос,

упрятывая письмо в бамбуковый колчан. Должно быть, он

заметил озабоченность у меня на лице, потому что добавил:

- Наперед никогда не скажешь, но я вернусь.

Я проводила его взглядом по тропе, ведущей к реке. Он

поправил висевший за спиной колчан и на мгновение обер-

нулся ко мне, словно хотел сказать что-то еще. Но вместо

этого лишь махнул на прощанье рукой.

А я медленно направилась в шабоно, миновав не-

скольких мужчин, занятых рубкой деревьев у края огоро-

дов. Я осторожно обходила валявшиеся на расчищенном

участке стволы, стараясь не поранить ноги о куски коры и

острые щепки, таящиеся в сухой листве.

- Он вернется, как только поспеют бананы, -

крикнул Этева, взмахнув рукой, как это только что сделал

Милагрос. - Праздника он не пропустит.

Улыбнувшись, я помахала ему в ответ и хотела было

спросить, когда же будет этот праздник. Но в этом не было

нужды, на этот вопрос он уже ответил, - когда поспеют

бананы. Колючие кустарники и бревна, которые каждую

ночь нагромождались перед главным входом в шабоно,

были уже убраны. Было еще раннее утро, но почти все обра-

щенные лицом к открытой круглой поляне хижины были

пусты. Мужчины и женщины работали на расположенных

поблизости огородах либо ушли в лес собирать дикие пло-

ды, мед и дрова для очагов.

Меня обступили несколько вооруженных миниатюр-

ными луками и стрелами мальчишек. - Смотри, какую

ящерицу я убил, - похвалился Сисиве, держа за хвост мер-

твое животное.

- Только это он и умеет - стрелять ящериц, - на-

смешливо заявил один из мальчишек, почесывая коленку

пальцами другой ноги. - И то почти всегда промахивается.

- Не промахиваюсь! - крикнул Сисиве, покраснев от

злости.

Я погладила чуть отросшие волосы на его выбритой

макушке. В солнечном свете волосы у него оказались не

черными, а красновато-коричневыми. Подыскивая слова

из своего небогатого запаса, я постаралась заверить его, что

когда-нибудь он станет лучшим охотником в деревне.

Сисиве, сыну Ритими и Этевы, было шесть, максимум

семь лет от роду, потому что он еще не носил лобкового

шнурка. Ритими, считавшая, что чем раньше подвязать

пенис мальчика к животу, тем быстрее сын будет расти,

постоянно заставляла его это делать. Но Сисиве отказывал-

ся, оправдываясь, что ему больно. Этева не настаивал. Его

сын и так рос крепким и здоровым. Скоро уже, доказывал

отец, Сисиве и сам поймет, что негоже мужчине показы-