Даниил Андреев

Роза мира (часть 4)

десятых и кажущихся сном. О, не даймон,

совсем уже не даймон водил его по кругам этих соблазнов: кто-то

из обитательниц Дуггура подменил даймона собой, кто-то из

мелких демониц внушал ему все большее и большее сладострастие,

показывая ему такие формы душевного и телесного - хотя и не

физического - разврата, какие возможны в Дуггуре - и нигде

более.

Я не уверен, что 'каждый вечер, в час назначенный', мечтая

о своем за уединенным столиком ресторана, Блок видел иначе, как

только в мечте, 'девичий стан, шелками схваченный', и как 'без

спутников, одна, дыша духами и туманами, она садится у окна'.

Но мечтал он о ней и отравлял свои дни и ночи неутолимым

томлением потому, что смутно помнил о встречах с нею в Дуггуре.

И веют древними поверьями

Ее упругие шелка,

И шляпа с траурными перьями,

И в кольцах узкая рука.

И странной близостью закованный,

Смотрю за темную вуаль,

И вижу берег очарованный

И очарованную даль.

Да, воистину: незнакомка. Пока не раскрылась глубинная

память, пока не вспомнился со всею отчетливостью Дуггур, до тех

пор невозможно понять, кто это!.. Но ни падениями, ни разгулом,

ни вином эта память не раскроется; и от тоски по нестерпимо

влекущему, но в Энрофе отсутствующему, от сладострастия к той,

кого нельзя забыть и нельзя до конца припомнить, спешишь за

призраком 'от одной страстной ночи к другой', потому что вино

дает хоть иллюзию ее близости, а физические сближения - хоть

иллюзию обладания необладаемым.

Смутными воспоминаниями о Дуггуре насыщена вся 'Снежная

маска'. Едва начинается почти любое из стихотворений, и вдруг

уже реальный план сдвинулся, мгновенное колебание всех тканей

стиха - и вот уже пейзаж другого, смежного мира, другой Невы,

других вьюг, других громад по берегам - каких-то ледяных громад

с пещерами и гротами, каких-то полетов на 'пасмурных конях' по

воздушным пучинам другого слоя: инфра-Петербурга.

Нет исхода из вьюг

И погибнуть мне весело.

Завела в очарованный круг,

Серебром своих вьюг занавесила...

'Снежная маска' - шедевр из шедевров. Совершенство стиха -

завораживающее, форма каждого стихотворения в отдельности и

всего цикла в целом - бесподобна, ритмика неповторима по своей

выразительности, эмоциональный накал достигает предела. Здесь,

как и во многих стихах последующего тома, Блок - величайший

поэт со времен Лермонтова. Но возрастание художественного

уровня идет параллельно линии глубокого духовного падения.

Более того: каждое такое стихотворение - потрясающий документ о

нисхождениях по лестнице подмен: это - купленное ценою гибели

предупреждение.

Спутанности, туманности, неясности происходящего для

самого автора, которые в какой-то мере смягчали ответственность

за цепь подмен, совершенных по отношению к Душе России, здесь

уже нет. Гибельность избранного пути осознана совершенно

отчетливо.

Что быть бесстрастным? Что - крылатым?

Сто раз бичуй и укори.

Чтоб только быть на миг проклятым

С тобой - в огне ночной зари!

Вряд ли сыщется в русской литературе другой документ, с

такой силой и художественным совершенством говорящий о жажде

быть проклятым, духовно отвергнутым, духовно погибшим, о жажде

саморазрушения, своего рода духовного самоубийства. И что тут

можно сделать,

Если сердце хочет гибели,

Тайно просится на дно?

Сперва - тайно, а потом уже и совершенно явно. Любовь к Н.

Н. Волоховой (а 'Снежная маска' посвящена именно ей)

оказывается своего рода магическим кристаллом: с неимоверной

настойчивостью следуют друг за другом такие образы

женственного, какие неприменимы ни к какой женщине в нашем

физическом слое. Они возрастают в своей запредельности, в своей

колоссальности от стихотворения к стихотворению, пока наконец

В ледяной моей пещере,

- Вихрей северная дочь!

Из очей ее крылатых

Светит мгла.

Трехвенечная тиара

Вкруг чела.

Стерегите, злые звери,

Чтобы ангелам самим

Не поднять меня крылами,

Не пронзить меня Дарами

И Причастием своим!

У меня в померкшей келье -

Два меча.

У меня над ложем - знаки

Черных дней.

И струит мое веселье

Два луча.

То горят и дремлют маки

Злых очей.

Уж кажется, яснее ясного, что это за злые очи! Неужто и