Даниил Андреев

Роза мира (часть 4)

этих условиях полное обессиление рода Жругров силами Света

означало бы не только открытие ворот Друккарга расе иноземных

игв, но и добровольное сбрасывание с тела России той брони,

которая одна лишь обеспечивала его физическое существование.

Поэтому вопрос об уничтожении всего рода Жругров все еще не мог

быть поставлен. Не мог быть поставлен даже вопрос о

предпочтении которого-нибудь из жругритов: даже самый хилый из

них одним видом своей пасти мог рассеять любые сомнения

касательно его метаисторических потенций. Только его проекция в

истории, маскирующаяся под либеральную и благообразную

'оппозицию его величества', могла ввести в заблуждение тех, чей

взгляд неспособен проникнуть за плоскость политики и

общественности и кто бессилен понять, что за демагогическими

программами партий, подобных кадетам, таится воинствующий дух

национального империализма, дух колониализма, буржуазный дух

неутолимой жадности, самодовлеющий здравый смысл, пошлость.

Еще большую тревогу мог внушить пока еще самый тихий

жругрит - багровый. Прячась за спинами своих братьев, он лишь

короткими рывками набрасывался иногда на отца, сейчас же

отступая и незаметно пожирая питательную росу, пока старик и

два других исчадия боролись, переплетясь всеми своими

щупальцами. Его лицо было ужасно, но не лишено сатанинского

величия. Голова на длинной шее была гордо закинута назад, а в

темных глазах, наполовину прикрытых суровыми веками и похожих

на опрокинутые полукруги, роились оранжевые точки, придавая им

выражение бурно развивающейся мысли и сверхчеловеческой

хитрости. Естественно, что историческая проекция именно этого

жругрита становилась богаче всех остальных идеологическим

зарядом. Именно она и только она была вооружена

широкообъемлющей доктриной, универсальной программой и

пониманием исторического момента. И именно багровый жругрит, и

только он, уже создавал себе превосходное человекоорудие:

существо с тяжелым и неутомимым мозгом и таранообразным лбом, с

широким и жадным, инфантильно припухлым ртом и хитрыми,

по-татарски дикими и безжалостными глазами.

Я бесконечно далек от мысли затрагивать здесь вопрос о

моральной ответственности отдельных государств за первую

мировую войну. В той или иной мере ответственны все великие

державы: одни - как агрессоры, другие - как провокаторы. Но

если бы меня спросили, который из уицраоров первым напал на

соседа и которая из рас античеловечества первая вторглась в

чужой шрастр, я принужден был бы ответить, что таким

инициатором мировой бойни явился уицраор Германии, обезумевший

от стремительности собственного роста, алчности и зависти,

потерявший правильный глазомер и лишившийся способности трезво

сопоставлять вещи и в своем, и в нашем мире. Но в замыслы

Гагтунгра входило именно это. В его замыслы входило, чтобы

Великий Игва Германии вообразил себя предназначенным к

главенству надо всеми шрастрами, - вообразил, хотя бы эта

иллюзия стоила неисчислимых жертв и даже его собственной

гибели. В этот замысел входила мировая война, как небывалый еще

по величине источник питательного гавваха и как путь к

образованию на развалинах некоторых государств эмбриона новой

социальной формации, которая в далеком будущем могла бы

преобразоваться в ядро абсолютной всемирной тирании. Предвидел

ли уже тогда демонический разум Шаданакара, руины которой

именно из европейских империй станут фундаментом этой новой

формации, или же это стало уясняться ему в ходе событий? Та

идеология, которая по своему интернационализму,

универсальности, наукообразию, доступности, этической

сниженности и согласованности с духом времени, лучше других

подходила для указанных задач, существовала не в одной только

России. И если бы захват ею власти не удался в одной стране, он

мог бы удаться в другой и, как цепная реакция, перекинуться в

государства соседей.

Во всяком случае, развязав первую мировую войну, уицраор и

шрастр Германии сделали свое дело.

Когда враг, ярость которого учетверялась оттого, что ему

приходилось бороться на два фронта, вторгся в Друккарг и

стиснул в железном объятии тело старого Жругра, даже бурый и

бледный жругриты поспешили отцу на помощь. Они уразумели, что