Даниил Андреев

Роза мира (часть 4)

для людей открытиями и изобретениями.

Сознание и воля ученых - такое же поприще битв Света и Мрака,

как и все в Шаданакаре. И в то время, как одухотворенный разум

Эйнштейна, Планка, Кюри, совершавших подвиги своих грандиозных

открытий, просвещался и озарялся инспирацией даймонов, разум

изобретателей шестиствольных минометов, термоядерных бомб,

аппаратов подслушивания и межконтинентальных ракет направлялся

в своих усилиях невидимыми слугами нашего вечного Врага.

Но и помимо умножения разрушительных сил войны, развитие

техники имело для человечества первостепенное и противоречивое

значение.

От всех других явлений духовного и интеллектуального ряда,

даже от чистой науки, в значительной степени движимой чувством

жажды познания, техника отличается одними она не может не быть

насквозь утилитарной. Психика людей, повседневно работающих в

технике, над техникой, с техникой, приучается ко всему на свете

подходить с критерием практической полезности. Если человек не

сумеет сам заметить эту опасность, если он не отгородит глухой

стеной ту сферу своей жизни и деятельности, где властвует

техника, от остальных сфер своей жизни и души, он превращается

в духовного калеку, духовного импотента, духовного слепца. Нет

лучшего способа угасить в себе проблески чего бы то ни было

духовного; нет более верного пути к выхолащиванию психики от

понимания искусства, от любви к природе, от тяготения к

религии, от тоски по мировой гармонии, от жажды любви. В нашем

эоне развитие техники неизбежно, неотвратимо и оправдано

потому, что без него невозможно ни объединение человечества, ни

установление того всеобщего материального уровня, который

достоин человека. Но горе тем, кто позволил технике властвовать

над своей душой.

Строго закономерно, исполнено железной исторической логики

то обстоятельство, что Доктрина апеллировала прежде всего к

пролетариату и именно пролетариат был предызбран ею как будущий

класс-гегемон. Тогда еще можно было вводить умы в заблуждение,

взывая к чувству справедливости и жалости и вопия о том, что

пролетариат пока еще создает только материальные ценности лишь

потому, что он бесправен, угнетен, задавлен, нищ, сир, наг.

Наивные энтузиасты веровали, что, освободясь от эксплуатации и

придя к власти, этот класс создаст такие высшие ценности, перед

которыми померкнут все шедевры прошлого. И что же?

Феодальная аристократия эксплуатировала народ, но объем

культурных ценностей, созданных этим классом, не поддается ни

исчислению, ни обозрению. Жречество и духовенство

эксплуатировали, как это известно теперь даже грудному

младенцу, темноту масс, но они создали не только религиозные

концепции и культ, они создали вечные памятники зодчества,

живописи, поэзии, музыки, философии, они создали высокие

нравственные заветы. Буржуазия повинна во всех смертных грехах,

но культурное творчество этого класса составляет едва ли не

большую часть того, что теперь именуется культурным наследием.

Крестьянство оставалось на социальном дне, но все же и оно

создало песни и сказки, орнаменты и легенды, художественные

ремесла и фольклор.

А рабочий класс? Я живу в стране, где рабочий класс

остается гегемоном уже пятое десятилетие. Что же создал он,

кроме все тех же ценностей материального ряда да всевозможных

технических, производственных усовершенствований? Скажут, может

быть: а как же вся рабочая интеллигенция, то есть выходцы из

рабочей среды, становящиеся инженерами, экономистами, юристами,

учеными, литераторами? Но это - не рабочий класс: это - те, кто

его перерос, кому нечего больше делать в этой среде и кого

навсегда отделили от этой среды и характер деятельности, и круг

интересов, и материальные условия жизни. Монах, расписывавший

фресками храм, оставался монахом; помещик, писавший у себя в

усадьбе или в своем городском доме романы, поэмы и картины,

оставался помещиком; буржуа, посвящавший свой досуг искусству и

науке или предававшийся меценатству, оставался буржуа; и

крестьянин, сочинявший былины или расписывавший утварь,

оставался членом своего класса. Но рабочий, становящийся

интеллигентом, тем самым перестает быть рабочим. И того, что

создала эта интеллигенция, не приходится принимать к

рассмотрению, когда мы говорим о том, что создал этот класс как

таковой.