Даниил Андреев

Роза мира (часть 4)

идет о существовании самой цитадели Жругров и что если

чужеземный враг захватит эту цитадель, в подземном мире придет

конец всему роду российских уицраоров, а в Энрофе - конец

российскому великодержавию. Только багровый жругрит оказался

зорче: в Друккарге произошла смена Великих Игв, и новый,

усиленно инспирируемый Гагтунгром, раскрыл перед багровым

жругритом такие перспективы в случае гибели старого Жругра, от

которых могла закружиться голова.

А Жругр погибал. Перед лицом исполинской мощи германского

уицраора помощь бледного и бурого оказывалась ничтожной, как

помощь детей взрослому солдату в танковом бою. Тогда они

отбежали в сторону, чтобы, улучив мгновение агонии отца,

вгрызться в его тело и пожрать его сердце, - акт, совершив

который, пожиратель становится преемником погибшего. Полная

неспособность старого демона великодержавия к защите России

уяснилась в этот час самому Яросвету, и его гневный удар

обрушился на цитадель Друккарга. Глыбы ее треснули и расселись,

и эта минута стала великой и потрясающей для всего русского

народа. Треснула и расселась сама имперская государственность,

и сквозь образовавшуюся брешь миллионы человеческих душ увидели

духовным зрением голубое сияние Навны. Они увидели близость

той, чье освобождение будет залогом осуществления

метаисторической миссии русского народа, - путем ко

всечеловеческому братству. Их сознания не могли вместить это

лучезарное видение, но на несколько великих дней вся атмосфера

их существа исполнилась неописуемой радости и опьяняющей веры.

То была вера в свершение вековой мечты, в наступление всеобщего

счастья. То были незабвенные дни на рубеже февраля и марта 1917

года, когда священный хмель бескровной революции залил

Петербург и Москву, катясь от сердца к сердцу, от дома к дому,

по всей стране, по всколыхнувшимся, ликующим губерниям. Даже

самые уравновешенные умы поверили на мгновение, будто Россия

вступила в эру всеобщего братства, оставив позади всякое зло и

указывая путь к мировой гармонии всем народам. Видение угасло,

цитадель устояла, разум так и не понял ничего в происшедшем, но

память о захватывающей минуте какого-то всемирного

предчувствия, какого-то предварения всечеловеческого братства

осталась во множестве человеческих душ. Искаженная

рассудочностью, замутненная воздействиями всполохнувшихся

жругритов, захватываемая в своих интересах той или иной

политической теорией, память об этом вещем прозрении чувств

продолжала жить, - она должна была жить, она не могла не жить,

ей предстояло переходить из поколения в поколение.

Но этою минутой не преминул воспользоваться багровый

жругрит, чтобы вгрызться в извивающееся туловище своего отца.

Ржавый купол короны сорвался с головы несчастного: нездешний

гул и звон огласил все плоскогория и города Друккарга, когда

вековая эмблема, магический кристалл властвования, ударилась о

направленные к центру земли пики гор и, перепрыгивая от вершины

к вершине, разбилась на тысячи осколков. Военные оркестры в

городах Энрофа грянули ликующий революционный гимн, и в

дребезжании их литавр слышались отголоски то ли звона разбитой

эмблемы, то ли праздничного грохота музыкальных инструментов

игв, беснующихся от восторга. Ибо старый Жругр давно им надоел

своей старческой вялостью, бесплодием, безынициативностью,

тупостью, своей неспособностью осуществить мировые замыслы, все

четче отпечатываемые Гагтунгром в разуме великих игв.

Но старый Жругр был еще жив. Волоча внутри себя багрового

жругрита, прогрызавшегося глубже и глубже к его сердцу, он

тащился из последних сил к центральному капищу: он надеялся,

что, совпав с ним очертаниями своего тела, он вызовет в игвах

взрыв того энтузиазма, который всегда их воспламенял в подобные

торжественные минуты. И здесь, прямо над улицами Друккарга, от

умирающего отпочковался последний жругрит - черный, маленький

недоносок, быть может, самый злобный из всех. Едва родившись, в

туловище родителя стал вгрызаться и он, а бурый, стремясь

наверстать время, пропущенное в замешательстве, рванулся туда

же вслед за багровым, тщетно пытаясь опередить его на пути к

родительскому сердцу.

Тогда древняя Велга России, пробуждавшаяся от сна в

Гашшарве, великая умножительница жертв и страданий,

почувствовала,