Даниил Андреев

Роза мира (часть 4)

первого вождя, ни со всей

психологической атмосферой революционного движения. Инициатором

создания мавзолея был второй вождь. Не знаю, руководила ли им

тогда бессознательная интуиция или он уже тогда понимал, что в

ту минуту, когда из тела Ленина был вынут мозг, этим самым

актом была порвана связь внутри эфирного тела усопшего: это

тело было лишено своего жизненного центра и распалось, а

эфирный мозг усопшего - так называемый рахт - был подхвачен по

воле Урпарпа Великим Игвой Друккарга и его помощниками. Там, в

Друккарге, рахт был помещен и бережно предохраняем от

разложения в конусе главного капища, где игвы поддерживали в

нем потенциальную жизнь. Если бы, пройдя свой искупительный

искус в нижних слоях, первый вождь достиг бы когда-нибудь

Друккарга, он принял бы свой рахт в себя как центр своего

нового эфиротела. Среди античеловечества это прогремело бы как

величайшее чудо, герой и чудотворец воцарился бы в Друккарге, и

одно это значило бы для объединения всех шрастров в покорный

Гагтунгру монолит больше, чем все воинственные предприятия

Жругров.

Но, после мучений на Дне и в других слоях, достигнув через

много лет Друккарга, первый вождь отказался принять свой рахт.

Умудренный страшным опытом преисподних, он понял, чем это

грозит для него и для всего человечества. Тогда разъярившийся

Жругр втянул его и сбросил на Дно опять. Но он уже был бессилен

противостоять силам Синклита в дальнейшем влиянии на посмертье

первого вождя, ибо шельт усопшего стал им открыт и доступен

после совершенного им героического выбора. Сброшенный на Дно

был почти сразу поднят стремительно вверх, в Олирну, чтобы

после ряда лет в мирах Просветления включиться в творение

блаженной Аримойи - грядущего всечеловеческого затомиса.

Первый вождь отказался принять свой рахт; второй же теперь

возлагал свои надежды именно на это. И он сам, и Урпарп, и

демоны из Гашшарвы всеми силами тормозили его кармический

спуск, дабы в серых туннелях Шим-бига, смежных с Друккаргом,

дать возможность выкормышу Гагтунгра пробиться в российский

шрастр и завладеть своим рахтом. Несколько месяцев длился этот

тормозящийся спуск. Полгода боролись силы тьмы против действия

кармического груза, увлекавшего жуткого покойника вниз и вниз.

Они вливали в него такую мощь, что голос его гремел по всем

чистилищам, достигал шрастров, докатывался до самого Энрофа и

там повергал в содрогание и трепет тех, кто расслышал его.

Самое опасное произошло в Шим-биге в октябре 1953 года.

Падавший вырвался из рук блюстителей кармы. Он был уже почти не

похож на свой человеческий облик, но невообразимо страшен и

силен. Его тело состояло из бурых клубов, а огромные глазницы,

казавшиеся слепыми, были почти всезрящими. Несомый на крыльях

ангелов мрака, он взмыл к воротам Друккарга. Жругр спешил к

нему на помощь, игвы и раругги ликовали в экстатическом

восторге.

Там, у стен российского шрастра, разыгралась одна из

величайших битв. Сил Синклита России и ее демиурга оказалось

недостаточно. На помощь устремившись ангелы, даймоны и многие

просветленные из других метакультур. Некоторое время

врывавшегося удерживал у самого входа в Друккарг великий

человекодух того, кто был на земле Авраамом Линкольном.

Наконец, послышался топот Белого всадника, устремлявшегося с

высот Синклита Мира сюда, в шрастр. Узурпатор был окутан

волевым оружием Александра Благословенного и передан

блюстителям кармы. Вопль, сотрясавший столько дней чуть не

половину Шаданакара, стал глохнуть и глохнуть, пока не умолк

совсем. Это спускаемый вниз внедрятся в сверхтяжелые магмы и

стал погружаться дальше и дальше, на одномерное Дно.

ГЛАВА 4. К МЕТАИСТОРИИ НАШИХ ДНЕЙ

В третий раз повторялось в истории России одно и то же, но

на этот раз в размерах, далеко превосходивших оба предыдущих

случая. Подобно Иоанну IV и Николаю I, Сталин знаменовал собой

зенит мощи очередного демона великодержавия, его открытую

борьбу с демиургом и Синклитом, доведение тиранической

тенденции до предела и начало процесса государственной гибели.

Те, кому пришлось взять бразды правления во дни, когда его

гроб еще красовался в Доме Союзов и к нему тянулись

нескончаемые ленты умиленных и потрясенных москвичей, впервые