Даниил Андреев

Роза мира (часть 4)

документ, как в исповедь, тогда

уяснится само собой, что это за падение и что за гибель.

Третий том - это, в сущности, уже пепелище. Душевное

состояние поэта ужасно.

Ты изменил давно,

Бесповоротно.

Непробудная ночь плотно обняла все - и землю, и то, что

под ней, и то, что свыше. Одна беспросветная страница сменяется

другой, еще кромешнее. Клочья, уцелевшие в памяти от

трансфизических странствий, переплетаются с повседневностью в

единый непрерывный кошмар. Вспоминается стих Корана: 'Один мрак

глубже другого в глубоком море'.

Не таюсь я перед вами,

Посмотрите на меня:

Я стою среди пожарищ,

Обожженный языками

Преисподнего огня.

Вот в эти-то годы и была написана Блоком коротенькая

статья-воспоминание 'Рыцарь-монах', та самая, с напоминания о

которой я начал эту главу. Заголовок - странный, вне

метаисторического толкования не имеющий смысла. Каким рыцарем

был при жизни Соловьев - человек, во весь век свой не

прикоснувшийся к оружию, доктор философии, лектор, кабинетный

ученый? и каким монахом - он, никакого пострига никогда не

принимавший, обета целомудрия не дававший и, несмотря на всю

свою православную религиозность, живший обыкновенной мирской

жизнью? Но Блок и не говорит о таком Соловьеве, каким он был.

Он говорит о том, каким он стал. Каким он видел его, спустя ряд

лет, где-то в иных слоях: в темных длинных одеждах и с руками,

соединенными на рукояти меча. Ясно, что и меч был не

физический, и рыцарство - такое, какое предугадывают лишь

'Рыцарь бедный', и монашество не историческое, не в Энрофе, но

не от мира сего.

Ничего нет более закономерного, чем то, что рыцарь

Звенты-Свентаны не оставлял младшего брата, который мечтал

таким рыцарем стать даже после измены. Но что именно

совершалось во время их трансфизических встреч, какие круги ими

посещены были, от каких действительно и окончательно

непоправимых срывов он спас поэта - это, конечно, должно

остаться неприкосновенной тайной Александра Блока.

Но из того, что было показано Блоку в потусторонних

странствиях этой поры его жизни, проистекло наряду с другими

одно обстоятельство, на которое мне хочется указать особо. Блок

и раньше, даже в период Прекрасной Дамы, показал, что

провидческою способностью в узком смысле этого слова, то есть

способностью исторического предвозвещения, он обладал, хотя

редко ею владел. Стоит вспомнить стихотворение, написанное за

два года до революции 1905-го: '...Все ли спокойно в народе? -

Нет. Император убит', - и в особенности, его окончание:

- Кто ж он, народный смиритель?

- Темен, и зол, и свиреп:

Инок у входа в обитель

Видел его - и ослеп.

Он к неизведанным безднам

Гонит людей, как стада...

Посохом гонит железным...

- Боже! Бежим от Суда!

Теперь эта способность обогатилась новым опытом, но

опытом, связанным только с демоническими мирами. Поэтому мы не

найдем у Блока никаких пророчеств о грядущем Свете, об

отражении Звенты-Свентаны в исторической действительности

будущих эпох, о Розе Мира, о золотом веке человечества. Но

страшное стихотворение 'Голос из хора' рисует далекую грядущую

эпоху: ту, когда после господства Розы Мира над всем

человечеством придет величайший враг и ее и всякой духовности,

- тот, кого Гагтунгр выпестывает столько веков.

И век последний, ужасней всех,

Увидим и вы и я.

Все небо скроет гнусный грех,

На всех устах застынет смех,

Тоска небытия...

Весны, дитя, ты будешь ждать -

Весна обманет.

Ты будешь солнце на небо звать -

Солнце не встанет.

И крик, когда ты начнешь кричать,

Как камень, канет...

Но исторической и метаисторической развязки всемирной

трагедии первого эона ему не дано было знать: этого утешения он

лишил себя сам своими падениями, замглившими его духовные очи

ко всему, что исходило от Высот, а не от бездны.

После 'Земли в снегу' он прожил еще двенадцать лет. Стихи

рождались все реже, все с большими интервалами - памятники

опустошенности и поздних, бессильных сожалений. А после 'Розы и

креста' и художественное качество стихов быстро пошло под

уклон, и за целых пять лет ни одного стихотворения, отмеченного