Флоринда Доннер

Шабоно (Часть 1)

Когда смех утих, Милагрос указал на четыре мачете, лежащих перед ним на

земле.

-- Твои друзья оставили это в миссии, прежде чем от правиться в город,

-- сказал он. -- Они для тебя. Раздай их.

Я беспомощно посмотрела на него.

-- Почему так мало? -- Потому что я не мог больше нести, -- весело

проговорил Милагрос. -- Не давай мачете женщинам.

-- Я отдам их вождю, -- сказала я, посмотрев на лица, в ожидании

обращенные ко мне.

Улыбаясь, я протянула мачете Арасуве.

-- Мои друзья прислали это для тебя.

-- Как ты умна. Белая Девушка, -- сказал он, проверяя, остры ли мачете.

-- Это я оставлю себе. Одно будет моему брату Ирамамове, который защитил

тебя от Мокототери.

Одно для сына Хайямы, который кормит тебя.

Арасуве посмотрел на Этеву: -- Одно должно быть для тебя, в один из

праздников я дам мачете твоим женам, Ритими и Тутеми. Они ухаживают за Белой

Девушкой как за родной сестрой.

На мгновение наступила полная тишина. Потом один из мужчин встал и

обратился к Ритими: -- Отдай мне твое мачете, я смогу рубить деревья. Ты

ведь не делаешь мужскую роботу.

-- Не давай ему, -- запротестовала Тутеми. -- В садах удобнее работать

с мачете, чем с палкой-копалкой.

Ритими посмотрела на мачете, подняла его, а потом протянула мужчине.

-- Я отдам его тебе. Наихудший грех -- не отдать того, что просят

другие. Я не хочу закончить в шопаривабе.

-- Где это? -- прошептала я Милагросу.

-- Шопаривабе -- это как ад у миссионеров.

Я открыла одну банку сардин. Сунув одну из серебристых жирных рыбешек в

рот, я предложила банку Ритими: -- Попробуй одну.

Она неуверенно посмотрела на меня. Большим и указательным пальцами она

подняла кусок сардины и положила в рот.

-- Ух, как противно! -- закричала она, выплевывая сардину на землю.

Милагрос взял банку из моей руки.

-- Сохрани их. Это пригодится на обратном пути в миссию.

-- Но я еще не собираюсь возвращаться, -- возразила я. -- Они

испортятся, если я долго буду их хранить.

-- Тебе хорошо было бы возвратиться до начала дождей, -- в

замешательстве проговорил Милагрос. -- Потом невозможно будет идти по лесу и

переправляться через реки.

Я самодовольно улыбнулась: -- Мне нужно остаться хотя бы до того

момента, когда родится ребенок Тутеми, -- я была уверена, что ребенок

появится во время дождей.

-- Что же я скажу отцу Кориолано? -- То же, что и раньше, -- насмешливо

проговорила я. -- Я занимаюсь выдающейся работой.

-- Но он ожидает, что ты вернешься до начала дождей, -- сказал

Милагрос. -- Дожди будут продолжаться не один месяц.

Улыбаясь, я взяла коробки с крекерами: -- Лучше мы съедим их. Они могут

испортиться от сырости.

-- Не открывай остальные банки с сардинами, -- сказал Милагрос

по-испански. -- Они не нравятся Итикотери.

Лучше я сам съем их.

-- А ты не боишься попасть в шопаривабе? Не ответив, Милагрос пустил

открытую банку по кругу. Большинство мужчин только понюхали содержимое и

сразу же протягивали банку дальше. Те же, кто отважился попробовать рыбу,

сразу же выплевывали. Женщины отказались даже понюхать. Милагрос улыбнулся

мне, когда банка возвратилась к нему.

-- Им не нравятся сардины. А я не отправлюсь в ад, если съем все сам.

Крекеры также не имели успеха ни у кого, кроме нескольких детей,

которые любили соль. Но сладкие бисквиты, даже несмотря на то что они слегка

прогоркли, были съедены с довольным чавканьем.

Ритими присвоила себе все блокноты и карандаши. Она настояла, чтобы я

научила ее рисовать узоры, которыми я украшала свой сгоревший блокнот. Она

упорно практиковалась в написании испанских и английских слов. Она не

понимала, что значит 'писать', хотя выучилась рисовать все буквы алфавита,

включая несколько китайских иероглифов, которым я узнала на уроках

каллиграфии. Ритими они напоминали узоры, которыми она иногда украшала свое

тело, предпочитая буквы S и W.

В шабоно Милагрос провел несколько недель. Он ходил на охоту с

мужчинами и помогал в садах. Однако большую часть времени он проводил лежа в

гамаке и бездельничая или играя с детьми. По шабоно постоянно разносился их

радостный визг, когда Милагрос высоко подбрасывал младших на руках. По

вечерам он развлекал нас рассказами о напе -- белых людях, которых он