Флоринда Доннер

Шабоно (Часть 1)

оставят старика в живых.

Монотонный дождь, теплый и неустанный, сливался с песнями мужчин.

Всякий раз, просыпаясь и садясь в гамаке, я видела их, сидящих на корточках

у очага в хижине Камосиве. Они пели мощно и требовательно в убеждении, что

их заклинания могут сохранить жизнь человеку, пока остальные Итикотери спят.

Голоса стихли с розовой грустью зари. Я поднялась и перешла поляну.

Воздух был зябкий, земля отсырела после дождя. Огонь угас, но в хижине

держалось тепло от густого дыма. Мужчины все еще сидели тесной кучкой вокруг

Камосиве. Их лица осунулись, под глазами появились темные круги.

Когда я снова забралась в гамак, Ритими встала, чтобы раздуть огонь в

очаге. -- Похоже, Камосиве пошел на поправку, -- сказала я, укладываясь

спать.

Как-то раз, поднявшись из-за куста, я увидела самую младшую жену

Арасуве и ее мать, медленно пробиравшихся сквозь заросли к реке. Я

потихоньку пошла следом за женщинами. У них с собой не было корзин -- один

лишь заостренный кусочек бамбука. Беременная женщина обхватила руками живот,

будто держа его на весу. Они остановились под деревом арапури, где был

расчищен подлесок, а земля устелена широкими банановыми листьями. Беременная

встала на колени на подстилку и обеими руками надавила на живот. Из губ ее

вырвался тихий стон, и она родила младенца.

Я прикрыла рот рукой, чтобы подавить смешок. Я и представить себе не

могла, что роды могут быть такими скорыми и легкими. Обе женщины

переговаривались шепотом, но ни одна не взглянула и не подобрала лежащего на

листьях мокрого блестящего младенца.

Старуха перерезала бамбуковым ножом пуповину, потом, оглядевшись,

отыскала прямую ветку. У меня на глазах она положила ветку поперек шеи

ребенка и наступила ногами на оба ее конца. Раздался легкий треск -- не то

ветки, не то шейки новорожденного.

Из банановых листьев они сделали два свертка, в одном -- послед, в

другом -- безжизненное тельце. Обвязав свертки лианами, они сложили их под

деревом.

Когда женщины собрались уходить, я попыталась забраться поглубже в

кусты, но ноги меня не слушались. Все мои чувства пересохли, словно мне

привиделся какой-то чудовищный кошмар. Женщины встретились со мной глазами.

По их лицам промелькнуло легкое удивление, но не было в них ни боли, ни

сожаления.

Как только они ушли, я развязала лианы. В листьях лежало, будто спало

мертвое тельце девочки. Длинные черные волосы шелковыми ниточками прилипли к

скользкой головке. Припухшие веки без ресниц прикрывали глаза.

Струйка крови из носа и рта уже подсохла и стала похожа на жуткий узор

оното на тонкой багрового оттенка коже. Я разжала крошечные кулачки,

убедилась что есть все пальцы на ножках, -- не было никаких явных дефектов.

Долго тянувшийся к вечеру день наконец выдохся. Сухая листва уже не

шуршала у меня под ногами; на нее упала ночная сырость. Ветер гнул

широколистые ветви сейб. На меня, казалось, смотрели тысячи глаз,

равнодушных, подернутых зеленоватой дымкой. Я спустилась к реке и села на

упавшее, но все еще живое дерево. Потрогала молодые побеги, отчаянно

рвущиеся к свету. Крик сверчка будто насмехался над моими слезами.

Запах дыма тянулся ко мне из хижин, и я вдруг возненавидела эти очаги,

горящие днем и ночью, пожирающие время и события. Черные тучи закрыли луну и

окутали реку траурным покрывалом. Я стада прислушиваться к лесным

обитателям, просыпающимся от дневного сна, чтобы скитаться ночами по лесу.

Страха не было. Вокруг меня мягкой звездной пылью осыпалась тишина. Я хотела

заснуть и проснуться, зная, что все это был лишь сон.

В просвете чистого неба я заметила падающую звезду и невольно

улыбнулась. Я всегда успевала загадать желание, но сейчас мне ни одно не

пришло в голову.

Я почувствовала руку Ритими, обнявшую меня за шею. Беззвучно, как

лесной дух, она присела рядом. Светлые палочки в уголках ее рта светились в

темноте, как золотые. Я была рада, что она со мной, и что не говорит ни

слова.

Ветер унес тучи, закрывавшие луну; ее свет залил нас прозрачной

голубизной. Только теперь я заметила старого Камосиве, на корточках

сидевшего у поваленного дерева и не сводившего с меня глаза. Он медленно

заговорил, тщательно выговаривая каждое слово. Но я не слушала. Тяжело