Флоринда Доннер

Шабоно (Часть 1)

мне сказать, когда будешь руу, все

равно как матери, -- говорила мне Ритими всякий раз, когда у нее самой

бывали месячные. -- А я сделаю все необходимые приготовления, чтобы

маленькие существа, которые живут под землей, не обратили тебя в камень.

Настойчивость Ритими была, по-видимому, дополнительной причиной, по

которой мой организм не желал соблюдать свои обычные циклы. Поскольку время

от времени я страдаю приступами клаустрофобии, меня периодически донимали

вспышки тревоги, что я могу быть подвергнута таким же суровым ограничениям,

как девочка Итикотери в дни своих первых месячных.

Всего неделю назад Шотоми, одна из дочерей вождя, вышла из

трехнедельного заточения. Ее мать, узнав, что у Шотоми начались первые

месячные, соорудила в углу хижины чуланчик из палок, лиан и пальмовых

листьев.

Открытым оставался лишь узенький проход, едва позволявший матери дважды

в день войти внутрь, чтобы поддержать чуть теплившийся огонек (которому

никогда не давали погаснуть) и убрать валявшиеся на земле грязные банановые

листья. Мужчины, боясь умереть в молодом возрасте или заболеть, даже не

смотрели в этот угол хижины.

Первые три дня менструации Шотоми получала только воду и спала на

земляном полу. Впоследствии ей давали три небольших банана в день и

разрешили спать в маленьком лубяном гамаке, висевшем в том же чуланчике. Во

время заточения ей нельзя было ни разговаривать, ни плакать.

Из-за пальмовой загородки доносилось лишь тихое царапанье, когда Шотоми

почесывалась палочкой, потому что касаться своего тела ей тоже не

полагалось.

К концу третьей недели мать Шотоми разобрала чуланчик, связала

пальмовые листья в тугой сверток и попросила кого-то из подружек Шотоми

отнести его подальше в лес. Шотоми не шевелилась, словно загородка была еще

на своем месте. С опущенными глазами она, согнувшись, сидела на земле. Ее

чуть сутулые плечи были такими хрупкими, что, по-моему, стоило схватить их,

и косточки сломались бы со звонким хрустом. Больше, чем когда-либо, она

походила на перепуганного ребенка, грязного и худого.

-- Не поднимай от земли глаз, -- сказала мать, помогая двенадцати или

тринадцатилетней девочке встать на ноги. Обняв за талию, она подвела Шотоми

к очагу. -- Не вздумай смотреть ни на кого из мужчин на поляне, -- увещевала

она девочку, -- если не хочешь, чтобы у них дрожали ноги, когда им придется

лазать по деревьям.

Согрели воду. Ритими любовно обмыла сводную сестру с головы до ног,

потом натерла ее тело пастой оното, пока оно не загорелось сплошной

краснотой. В огонь подбросили свежих банановых листьев, и Ритими обвела

девочку вокруг очага. Только после того, как кожа Шотоми запахла одними лишь

горелыми листьями, ей разрешили поднять на нас глаза и заговорить.

Закусив нижнюю губу, она медленно подняла голову.

-- Мама, я не хочу уходить из хижины отца, -- сказала она наконец и

расплакалась.

-- Ого-о, глупенькая девочка, -- воскликнула ее мать, беря лицо Шотоми

в ладони. Вытирая ей слезы, мать напомнила, как девочке повезло, что она

станет женой Матуве, младшего сына Хайямы, и что, к счастью, ее братья будут

рядом и вступятся, если тот будет плохо с ней обращаться. В темных глазах

матери блестели слезы. -- Вот мне было отчего входить в это шабоно с тяжелым

сердцем. Я ведь разлучилась с матерью и братьями. Вступаться за меня было

некому.

Тутеми обняла эту совсем еще юную девушку. -- Посмотри на меня. Я тоже

пришла издалека, а теперь я счастлива. Скоро у меня будет ребенок.

--А я не хочу ребенка, -- рыдала Шотоми. -- Я хочу только мою

обезьянку.

Чисто автоматически я сняла обезьянку с банановой грозди, где та

сидела, и отдала ее Шотоми. Женщины рассмеялись. -- Если ты станешь

обращаться с мужем как надо, он у тебя и будет, как обезьянка, -- хохоча,

сказала одна из них.

-- Не говорите девочке таких вещей, -- упрекнула их старая Хайяма и с

улыбкой повернулась к Шотоми: -- Мой сын хороший человек,-- утешила она

девочку. -- Тебе нечего будет бояться. -- И Хайяма стала расточать похвалы

своему сыну, особо подчеркивая достоинства Матуве как охотника и добытчика.

В день свадьбы Шотоми тихо плакала. Хайяма придвинулась к ней поближе.

-- Не надо больше плакать.