Флоринда Доннер

Шабоно (Часть 1)

слезы

печали.

Вождь подошел к нам и, обратившись ко мне, сказал:--А теперь ты спой

нам что-нибудь.

-- Но я никаких песен не знаю, -- сказала я, не в силах подавить

смешок.

-- Должна же ты знать хоть какие-нибудь, -- настаивал вождь. -- Мне

рассказывали, как белые люди любят петь. У них даже есть поющие ящики.

Как говорил еще в третьем классе в Каракасе мой учитель музыки: мало

того что у меня отвратительный голос, мне еще и медведь на ухо наступил. Тем

не менее профессор Ханс -- он требовал, чтобы мы его так называли -- не

остался безучастным к моему страстному желанию петь.

Он разрешал мне оставаться в классе при условии, что я буду сидеть в

последнем ряду и петь очень тихо. Профессор Ханс не утруждал нас

религиозными и народными песнями, которые полагалось изучать по программе, а

учил нас петь аргентинские танго тридцатых годов. Этих песен я не забыла.

Окинув взглядом исполненные ожидания лица окружающих, я подошла ближе к

огню, прокашлялась и запела, не обращая внимания на то, что безбожно

перевираю мелодию. В какой-то момент я почувствовала, что очень точно

воспроизвожу ту страстную манеру, с какой профессор Ханс распевал эти танго.

Я прижала руки к груди и закрыла глаза, словно захваченная трагической

тоской каждой строчки.

Мои слушатели были потрясены. Мокототери и Итикотери вышли из хижин,

чтобы лучше видеть каждый мой жест.

Вождь долгое время смотрел на меня и наконец сказал: -- Наши женщины не

смогут научиться петь в такой странной манере.

Потом стали петь мужчины. Каждый певец выходил на середину поляны и

стоял там, обеими руками опираясь о лук. Иногда исполнителя сопровождал

друг, и тогда певец опирался рукой о плечо товарища. Особым успехом в тот

вечер пользовалась песня, спетая юношей Мокототери.

. Когда обезьяна прыгает с дерева на дерево, Я выпускаю в нее стрелу.

А вниз летят лишь зеленые листья.

Кружась, они ложатся у моих ног.

Мужчины Итикотери не ложились спать в свои гамаки, а беседовали и пели

с хозяевами всю ночь. Мы с женщинами и детьми спали в пустых хижинах у

главного входа шабоно.

Утром я досыта наелась ананасов и плодов папайи, которые принесла мне с

отцовских огородов девушка Мокототери. Мы с Ритими обнаружили их еще раньше,

когда ходили в кусты. Она посоветовала мне не просить этих плодов -- не

потому что так не принято, а потому, что они еще не созрели. Меня, однако,

вполне устраивал их кисловатый вкус, несмотря даже на легкую боль в животе.

Многие месяцы я не ела привычных фруктов. Бананы и пальмовые плоды были для

меня все равно что овощи. .

-- У тебя был очень противный голос, когда ты пела, -- сказал, подсев

ко мне, молодой мужчина. -- Ого-о, песни твоей я не понял, но она, должно

быть, ужасная.

Онемев, я свирепо на него уставилась. Я не знала, то ли мне смеяться,

то ли обругать его в ответ.

Обняв меня руками за шею, Ритими расхохоталась, посмотрела искоса и

прошептала на ухо: -- Когда ты пела, я подумала, что от обезьяньего мяса у

тебя разболелся живот.

Усевшись на корточки в том же месте поляны, что и вчера вечером,

мужчины Итикотери и Мокототери продолжили беседу в той же официальной,

освященной ритуалом манере, которая полагалась для вайямоу. Меновая торговля

была долгим и сложным делом, во время которого равное значение придавалось

как предметам торговли, так и обмену информацией и сплетнями.

Ближе к полудню кое-кто из женщин Мокототери принялся ругать мужей за

приобретенные предметы, заявляя, что мачете, алюминиевые котелки и хлопковые

гамаки нужны им самим. -- Отравленные наконечники для стрел! -- сердито

кричала какая-то женщина. -- Ты и сам мог бы их сделать, если бы не был

таким лентяем! -- Но мужчины продолжали торговаться, не обращая ни малейшего

внимания на упреки женщин.

Глава 13

После полудня мы покинули деревню Мокототери с корзинами, полными

привычных бананов, пальмовых плодов и мяса, врученного хозяевами гостям на

дорогу.

Незадолго до темноты нас догнали трое мужчин Мокототери. Один из них,

подняв лук, заговорил: -- Наш вождь хочет, чтобы Белая Девушка осталась у

нас. --И он уставился на меня, глядя вдоль древка нацеленной стрелы.

-- Только трус целится стрелой в женщину, -- сказал Ирамамове,

становясь впереди меня. -- Что же ты не стреляешь, ты, бестолковый