Даниил Андреев

Роза Мира (Часть 2)

сделается содержанием метаисторической драмы России с XI

по XXI столетие. Наконец, ему не могло быть ясно, что для

осуществления его миссии должны завершиться огромные процессы

так же и в лоне других культур, ибо лишь при условии

объединения всего человечества в единое социально-политическое

целое возможно постепенное превращение этого целого во

всемирное братство.

Срок спуска Навны в четырехмерные слои наступил несколько

раньше, когда Яросвет еще впитывал в Рангарайдре творческие

излучения Планетарного Логоса.

Внизу простирались безбрежные пустынные пространства

четырехмерных сакуал. В отдалении, на Востоке и Юге, вздымались

созидающиеся громады других, старших метакультур. На Западе уже

возникло туманное, медленно кристаллизовавшееся сооружение,

увенчанное пиком ослепительной белизны, - мистический

Монсальват Германии, Англии, Бургундии и Скандинавии. На Юге

трепетал и переливался золотом и пурпуром Византийский затомис,

и, казалось, он уже готов оторваться от земли и подняться,

подобно блистающему ковчегу, к подножию занебесной обители

Христа. Но обширное пространство, открытое к Ледовитому океану,

было пустынно. Только прозрачные клубы бушующих стихиалей

проносились там, над нехоженными лесами и исполинскими реками

Энрофа, да слабые сгущения племенных эгрегоров пульсировали

кое-где, усиливаясь на открытых степях Юга.

Конечно, набросанную мною картину не следует понимать с

буквальной точностью. Это лишь намек, поэтическое обобщение,

предельно упрощающее истинную картину многих сакуал,

открывшихся очам нисходившей Навны. Но все они были связаны с

той единственной областью древнего Евразийского материка,

которая тогда еще оставалась свободной от каких бы то ни было

наслоений великих цивилизаций человечества. Скудные

материальные останки нескольких исчезнувших племенных групп,

так никогда и не создавших ни нации, ни письменной культуры,

покоились в почве, не нарушая ее первичной девственной чистоты.

Леса и степи будущей Европейской России представлялись

достаточно емкими для расселения в грядущем громадных

человеческих массивов, а к Востоку открывался еще другой

неисчерпаемый пространственный резерв, тянущийся до Тихого

океана. Запасы всевозможных ископаемых могли обеспечить

материальную основу жизни колоссальному коллективу на

тысячелетия вперед. Очаги же великих старших культур были

достаточно удалены, чтобы уберечь юную культуру будущего от

потери самой себя до тех пор, пока задача преодоления

пограничных вакуумов сможет стать по плечу ее собственному

мужающему гению. Только демиург Византии длил еще поблизости

свой трагический, отрывающийся от земли труд, готовясь передать

Яросвету бремя задач, обреченных оставаться в недовершенности.

Это была не страна, но целая часть света, и от

предчувствия событий, соразмерных с ее масштабами, могло бы

захватить дух, - не только человеческий.

Смысл спуска или второго в Шаданакаре рождения Навны

заключался в том, что она стала облекаться мало-помалу в

материальные ткани того четырехмерного слоя, где демиургом и

великими человекодухами, отдававшими ему свои силы, начали

закладываться материальные (не физические, конечно, а эфирные)

основы Небесной Руси. С этого времени, соответствующего,

по-видимому, VIII - IX векам нашей эры, в историческом плане

обозначился медленный процесс: формирование восточнославянского

племенного единства.

Если бы мы захотели, по аналогии с явлениями человеческой

жизни, определить метаэфирный возраст Навны в ту историческую

эпоху, нам пришлось бы остановиться на том, который мы привыкли

отождествлять с переходом от детства к юности*. Ее пестовала

Мать Земля, а души стихиалей, суровые и нежные, одна за другой

вступали в творимый затомис Святой Руси и облекали текучевеющую

субстанцию Навны своими струящимися тканями. В те времена

состояние Навны знаменовалось единством первоначальной

гармонии, непосредственной радостью впервые вкушаемого

воплощения. Женственно-вещее предощущение гроз будущего

смягчалось воспоминанием о наднебесной родине, Рангарайдре, и

ожиданием оттуда брата - друга - жениха. И в России Небесной, и

в России земной на всем ощущался его отдаленный, но неотступно

прикованный