Даниил Андреев

Роза Мира (Часть 2)

по мягкому теплому миру - воспоминания о

радостях жизни на земле.

Здесь же усиливается сострадание.

А устье потока видится совсем вблизи. И сам поток, и весь

этот туннелеобразный мир обрываются там подобно тому, как

обрывается туннель метро при выходе на эстакаду. Но воды не

впадают ни во что: и они, и берега, и свод - все растворяется в

серой беспредметной пустынности. Там не может быть никакого

тела, там и намека нет на какую-либо почву или среду. Только

одно не гаснет там: искра самосознания. Это чистилище

называется Дромн: иллюзия страшного небытия.

И если в Шим-биге себя искупали те, на ком ответственность

за несколько человеческих смертей, хотя бы даже смертей

преступников, кому подписывался смертный приговор или на кого

составлялся предательский донос, - в Дромне находятся те, чье

нарушение Закона кажется, на наш взгляд, несравненно меньшим.

Да, арифметика кармы - странная арифметика! И в Дромн увлекают

не злодеяния, не кровопролития, но всего лишь кармическое

следствие активного безверия, воинствующее отрицание

духовности, деятельное утверждение ложной идеи о смертности

души. Тайна этой удивительной, непропорциональной, казалось бы,

кары в том, что все эти волевые акты еще при жизни в Энрофе как

бы наглухо забили пробками дыхательные пути души; итогом

явилось еще большее отяжеление эфирного естества, чем даже

бывает в результате отдельных преступлений, если взять их

изолированно, самих по себе. Пленнику Дромна кажется, что нигде

нет ничего, нет и его самого - именно так, как это ему

рисовалось при жизни. И он с величайшим усилием, очень не скоро

может справиться с поражающим фактом - неугасанием

самосознающего Я даже здесь, в абсолютной пустоте, вопреки

рассудку и здравому смыслу. При этом он начинает смутно

понимать, что все могло бы быть иначе, если бы это небытие -

или полунебытие - он не выбрал сам.

Но тоска добровольной покинутости, окрашивающая пребывание

в Дромне, мало-помалу начинает уступать место тревоге. Я

чувствует, что его куда-то влечет, как бы вниз и вкось, и само

оно из точки превращается в вытянутую фигуру, устремленную

книзу. Отсутствие всяких ориентиров не дает понять, падает ли

он медленно или низвергается с большой быстротой. Только

внутреннее чувство вопиет громче всяких доказательств логики,

что он движется не вверх и не в сторону, но именно вниз. Вот

внизу уже обозначилось и розоватое пространство. Несколько

мгновений этот цвет может казаться падающему даже радостным. Но

затем леденящая догадка пронизывает несчастное Я: оно поняло,

что непреодолимо опускается в раскаленное, тихое, как бы

железное море. Вес опускающегося стремительно возрастает; вот

он прикасается к раскаленно-красной поверхности Фукабирна и

погружается в его среду. Мука состоит, кроме жгучего телесного

страдания, именно в ужасе опускания в вечные пытки - опускания,

которое представляется невозвратным.

Фукабирн - последний в сакуале чистилищ. Теперь начинается

сакуала трансфизических магм: эти локальные миры сосуществуют в

трехмерном пространстве, но в других потоках времени, с поясами

раскаленного вещества в оболочке планеты. Повторяю,

подчеркиваю: во всех метакультурах, кроме Индийской, страдания

этих миров не имели конца, пока Иисус Христос не совершил того

освободительного спуска в них, который в церковном предании

называется схождением Спасителя в ад. С этого мгновения для сил

Света становится возможным, хотя и требующим огромных усилий,

извлечение страдальцев из этих пучин после известного срока,

необходимого для развязывания узлов личной кармы.

Первая из магм - это Окрус, вязкое дно Фукабирна.

Вокруг шельта уже в Дромне не осталось никаких старых

оболочек и начало образовываться новое телесное существо. В

Окрусе его формирование подходит к концу, но ничего, хотя бы

отдаленно напоминающего человеческий облик, нет в нем: это

шарообразное нечто из оживленного инфраметалла.

За что же муки Фукабирна и Окруса, за что? О, этих

страдальцев уже немного. В Скривнусе и Ладрефе томились

миллионы, здесь - сотни, может быть, даже десятки. Осуждение

идейного врага на великие мучения, осуждение невинных, терзание

беззащитных, мучительство детей - все это искупается

страданиями здесь, в Окрусе и Фукабирне.