Шри Парамаханса Йогананда

Автобиография монаха (Часть 1)

знания под

ритм шагов. Я свернул за угол, через поросшую сорной травой дорожку, и

тут мой взгляд упал на несколько листков с каким-то текстом. Радостный

прыжок--и в моих руках оказались санскритские стихи. Я отыскал

панцита, прося его помочь моему спотыкающемуся переводу. Его богатый

голос наполнил пространство безгранично сладостной красотой древнего

языка /1/.

--Вряд ли эти мало известные стихи помогут вам на экзамене по

санскриту,--скептически заметил ученый.

Но как раз знакомство именно с этим стихотворением дало мне

возможность на следующий день выдержать экзамен по санскриту.

Благодаря разумной помощи, которую мне оказал Нанту, я получил такие

оценки, которые составили необходимый минимум для успешной сдачи

экзаменов и по всем другим предметам.

Отец был рад тому, что я сдержал слово и закончил курс высшей школы. Я

же изливал свою благодарность всевышнему, ибо только Его руку я

усматривал в своем посещении дома Нанту и в моей прогулке по

необычному месту через заброшенный переулок. Играющий Он дал мне

двойное подтверждение Своего покровительства, принесшего мне спасение.

Я полистал книжку, где автор отрицал божественное вмешательство в

экзаменационных залах, не не мош не усмехнуться про себя:

'Если бы я рассказал этому бедняге, что возвышенная медитация среди

трупов оказалась кратчайшим путем к диплому высшей школы, каково было

бы его замешательства!'

Добившись исконного, я теперь уже открыто строил планы покинуть дом.

Вместе с младшим товарищем Джитендрой Мазумдаром /2/ я решил

уединиться в ашрам в Бенаресе и пройти его духовную практику.

Со скорбью думал я о предстоящей разлуке со своей семьей. После смерти

матери я особенно нежно привязался к младшим братьям, Сананде и Вишну,

и к младшей сестре Тхаму. Я бросился в свое убежище, на маленький

чердак, который был свидетелем столь многих сцен моей бурной садханы

/3/. После двухчасового потока слез я почувствовал себя особенно

преображенным, как бы при помощи некоего алхимического очищения.

Исчезли все привязанности /4/, и решимость моя искать Бога, этого

Друга из друзей, стала как гранит.

--Я обращаясь с одной последней просьбой,--сказал глубоко опечаленный

отец, когда я пришел к нему за благословением.--Не покидай меня и

твоих несчастных братьев и сестер!

--Уважаемый отец, как могу я словами выразить мою любовь к вам? Но моя

любовь к Богу, Отцу Небесному, даровавшему мне самого лучшего отца на

земле, еще более велика. Разрешите мне уйти, и когда-нибудь я вернусь

с большим пониманием Божественного.

Получив неохотное согласие отца, я отправился в Бенарес, где в ашраме

меня уже ждал Джитендра. Глава ашрама, молодым свами Дайаманда, очень

сердечно меня приветствовал. Высокий и тонкий, с задумчивым видом и

красивым лицом Будды, он произвел на меня благоприятное впечатление.

Я был рад и тому, что в моем новом жилище тоже оказался чердак, где

мне удавалось уединяться в утренние и вечерние часы. Члены ашрама

мало знали о практике медитации и думали, что я посвящу все свое время

организационным делам. Они хвалили меня за мою послеобеденную работу в

конторе.

'Не пытайся поймать Бога чересчур быстро!' Это насмешливое замечание

одного из моих товарищей по ашраму преследовало меня как-то во время

раннего посещения чердака. Я отправился к Дайаманде, занятому в своем

небольшом святилище, окна которого выходили к Ганге.

--Свамиджи, мне непонятно, что от меня здесь требуется. Я ищу

посредственного постижения Бога. Без Него меня не удовлетворит ни

присоединение к ордену, ни благотворительность.

Облаченный в оранжевое одеяние священнослужитель дружески похлопал

меня по плечу. Его лицо изобразило насмешливый упрек, и он обратился к

немногим стоящим рядом ученикам:

--Не беспокойте Мукунду! Он усвоит наш путь.

Я вежливо скрыл свои сомнения. Ученики вышли из комнаты свами, не

очень-то покоренные этим порицанием. Дайанандаджи пожелал сказать мне

еще несколько слов:

--Мукунда, я вижу, что отец регулярно посылает тебе деньги.

Пожалуйста, возврати их ему, здесь они тебе не нужны. Второе замечание

относительно твоей дисциплины касается пищи. Даже чувствуя голод, не

обращай внимания на него.

Я не знал, блестели ли мои глаза от недоедания, однако, я слишком

отчетливо ощущал постоянный голод. Первый прием пищи в ашраме был

твердо установлен на двенадцать часов дня. А дома я привык плотно

завтракать в девять часов. И скаждым днем этот трехчасовой промежуток