Шри Парамаханса Йогананда

Автобиография монаха (Часть 1)

на чердак,

решив молиться до тех пор, пока мне не будет испослан ответ.

'О, Милосердная Мать Вселенной, наставляй меня Сама через видения или

через посланного Тобою Гуру!'

Мольбы оставались без ответа в течение многих часов. Вдруг я

почувствовал, что мое тело уносится в сферу безграничного.

Божественный женский голос раздался со всех сторон--ниоткуда:

--Твой учитель придет сегодня!

В этот самый момент мое сверхъестественное переживание было нарушено

самым прозаическим способом: я услышал громкий голос и крик из вполне

определенного места. Молодой жрец по прозвищу Хабу звал меня из кухни

на нижнем этаже:

--Мукунда, кончай медитацию! Для тебя есть поручение!

В другой день я, возможно, ответил бы резкостью: но я вытер распухшее

от плача лица и смиренно повиновался зову. Вместе с Хабу мы

отправились на рынок, который был расположен далеко, в бенгальской

части Калькутты. Жестокое бенгальское солнце еще не дошло до зенита, а

мы уже закончили свои покупки на базаре. Мы возвращались домой сквозь

толпу домашних хозяек, стражи, жрецов, просто одетых вдов, важных

брахманов и вездесущих священных быков. Проталкиваясь вместе с Хабу

вперед, я повернул голову в сторону узкого, незаметного переулка.

Там стоял человек с ликом Христа в желтом одеянии. Он стоял неподвижно

в конце переулка. Неожиданно мне показалось, что я давно его знаю. На

мгновенье мой взгляд жадно устремился к нему: но тут меня охватили

сомнения.

'Ты путаешь этого странствующего монаха с кем-то из знакомых,--сказал

я себе.--Иди вперед, мечтатель!'

Через десять минут я ощутил тяжесть онемения в ногах. Они как будно

окаменели, и не могли нести меня дальше. С трудом я повернулся назад,

и ноги сейчас же обрели нормальную подвижность. Я вновь взглянул в

противоположном направлении--и снова меня сдавила странная тяжесть в

ногах.

'Святой магнетически притягивает меня к себе!' С этой минуты я стал

бросать свертки прямо в руки Хабу. Последний с изумлением наблюдал за

моей заплетающейся походкой, а теперь разразился хохотом:

--Что с тобою? Не спятил ли ты с ума?

Кипящие эмоции не дали мне возможности ответить. Я молча побежал

назад.

Летя как на крыльях, я добрался до узкого переулка. Быстрый взгляд

обнаружил спокойную фигуру, устремленный твердый взор в моем

направлении. Еще несколько поспешных шагов,--и я оказался у ног

незнакомца.

--Гурудева!

Именно это божественное лицо представлялось мне в тысяче видений:

львиная голова с остроконечной бородой и ниспадающими кудрями, кроткие

глаза, которые так часто смотрели на меня сквозь мрак ночных грез,

как обещание, которое я еще не мог вполне постигнуть.

--О, мой родной, ты пришел ко мне!--Мой гуру вновь и вновь повторял

эти слова взволнованным от радости голосом на бенгали.--Как много лет

я ждал тебя!

В полном молчании мы погрузились в состояние единения; слова казались

до отвращения поверхностными. Подлинное красноречие струилось

беззвучной песнью из сердца учителя в сердце ученика. При помощи

особой антенны безошибочного проникновения в сущность вещей я

почувствовал, что мой гуру знает Бога и приведет меня к Нему. Полнота

этой жизни исчезла в слабом просветлении воспоминаний о прошлой жизни.

Драматический момент! Прошлое, настоящее и будущее развертывали сцены

своих циклов, и я понял, что не впервые солнце светило на меня, когда

я склонялся к этим святым ногам!

Держа мою руку в своей, гуру повел меня к себе домой; его жилище

находилось в районе Рака Мехал. Атлетическая фигура учителя двигалась

спокойно и уверенно; высокий, прямой он был деятелен и силен, как

молодой человек, хотя в то время ему уже было около пятидесяти пяти

лет. Его большие темные глаза были прекрасны, ибо в них светилось

бездонная мудрость. Слегка вьющиеся волосы несколько смягчали

поразительную мощь лица. Казалось, в нем сила тонко смешана с

мягкостью.

Мы дошли до каменного дома с балконом, выходящим на Гангу. Он сказал с

любовью:

--Я дам тебе мои ашрамы и все, что я имею.

--Господин, я пришел к вам за мудростью для общения с Богом. Мне нужны

только эти сокровища.

Быстрые индийские сумерки сгустились подобно занавеси; учитель

заговорил опять. Глаза его излучали неизмеримую нежность:

--Я даю тебе мою любовь без всяких условий.

Драгоценные слова! Прошло еще четверть часа, прежде чем я вторично

услышал подтверждение его любви. Устам гуру был чужд энтузиазм, его

океаническому сердцу более соответствовало молчание.

--Дашь ли ты мне такую же безусловную любовь?