Илья Беляев

Острие Кунты (Часть 1)

Мне стало ясно, что исцелил меня не столько холод - человеческое

тело может выдержать и гораздо более низкие температуры, - сколько состояние

шока от нахождения голышом в снегу спровоцировало возгорание внутреннего

огня, и этот огонь очистил меня. Огонь в машине Николая, мгновенно

исцеливший его от застарелого ревматизма, и мои снежные ванны имели один

знаменатель - им было состояние шока, и шок этот оказался целительным.

Шок, однако, - не единственный способ для вскрытия внутренних ресурсов

организма. Им может быть и полная перемена обстоятельств жизни. Я знал

некоего Василия, мужа и отца двоих детей, работавшего программистом и

жившего обычной для питерского технаря жизнью. Василия диагностировали с

неизлечимым раком желудка. Делать операцию оказалось поздно, времени

раздумывать не было. Василий собрался в один день и уехал в Сибирь, где стал

вести жизнь таежного охотника-промысловика. Я увидел его в Питере через год.

От рака не осталось и следа - Василий был крепок и здоров, как бык. Он

приехал забрать свою семью в тайгу навсегда.

Глава 38

Лишь нерожденное в тебе не умрет никогда.

Осенью 1985 года я узнал, что Сережа повесился. Это был сильный удар. Я

любил его, и глубокая печаль во мне скоро уступила место гневу - гневу на

Тошу. Сережина смерть лежала на нем, поскольку Сережа был последним из всех

нас, оставшимся с Тошей до конца. Он был легким, светящимся, почти

невесомым, с не сходившей с лица детской улыбкой. Вероятно, из-за моего

мрачного характера мне почему-то казалось, что эта улыбка не предвещает

ничего хорошего. Еще в Армении я как-то спросил Сережу, что он будет делать,

если наша команда развалится. 'Покончу с собой', - ответил он мне.

После развала нашей группы в конце 1980 года Тоша и остававшиеся с ним

Джон и Сережа перешли на нелегальное положение, поскольку КГБ начал

наступать им на пятки. Они жили то по случайным квартирам, то в палатках в

лесу. Об их жизни в тот период ничего неизвестно, и впоследствии мне

пришлось восстанавливать ее буквально по кусочкам.

Подпольная жизнь была нелегка. У Тоши не было паспорта, который он не

получил из-за того, что отказался обрезать свои длинные волосы, - любая

проверка документов могла закончиться для него печально. Фотография для так

и не полученного паспорта есть в этой книге. Денег часто совсем не было,

приходилось голодать. Заниматься лечебной практикой в Ленинграде было

небезопасно, и они ездили на заработки в другие города.

Но вся эта неустроенность, бездомность и нищета были, конечно, ничем по

сравнению с уходом потока. Сила, в конце концов, оставила их, поскольку Тоша

замкнул энергию на себя, и принцип расширения потока был нарушен. Им

пришлось пройти сквозь тот же ад, в который попал я, уйдя из группы.

Отказавшись от своей миссии и некоторое время еще сохраняя энергию, Тоша

посвятил себя медитации, рисованию и писанию. В этом, конечно, не было

ничего плохого, но данный нам поток не предназначался для личного

пользования. Он пришел, требуя от нас жертвы, и пока мы играли по его

правилам и жили, не принадлежа себе, наша жизнь напоминала волшебную сказку.

Но никто из нас так и не изжил до конца своего 'я', со всеми его фантазиями,

притязаниями и страхами. Тоша был сильнее и опытнее всех. Его эго было

очищено, но не разрушено. Для того же уровня служения, который был предложен

нам, все личные амбиции и желания следовало сжечь. Никто из нас к этому не

был готов.

Джон ушел от Тоши через год после исчезновения потока, у него хватило

сил начать жизнь заново. Сережа же остался до конца и погиб. Тоша ценил его

преданность, но не смог спасти его от отчаяния и смерти. Сережа не был

воином-одиночкой. Он был хорошим учеником, но жить без потока и команды не

мог. С распадом группы и прекращением работы жизнь утратила для Сережи

смысл.

За две недели до смерти он заходил ко мне, и мы сыграли с ним в

шахматы. Сережа был грустен и выглядел неважно. Я проводил его до метро, мы

сели в садике покурить. Я спросил его, не хочет ли он вернуться к нормальной

жизни, работе, завести семью. Сережа был химик по образованию. 'Нет, -

твердо ответил он, - узнав вкус свободы, невозможно вернуться назад в

клетку'. Я видел, что он еще надеется на Тошу. Надежды на себя у него не