Илья Беляев

Острие Кунты (Часть 1)

ее содержание. Я несколько сумбурно изложил шефу случившееся, в

глубине души рассчитывая на похвалу. Оторвавшись от книги, Тоша испытующе

взглянул на меня и сказал:

Зачем ты обидел собачку? Нехорошо.

Собачку? - задохнулся я. - Видел бы ты эту собачку!

Бить вовсе необязательно, - спокойно продолжил он. - Достаточно

защитного круга.

Но у меня не было времени, все произошло моментально.

В тебе сидят страх и агрессия, и это проявилось автоматически. С

энергией нужно быть осторожнее, иначе наломаешь дров. Навредить проще, чем

вылечить, - ломать не строить.

После этого Тоша вернулся к книге. Взглянув на обложку, я увидел, что

это самиздатское издание 'Собачьего сердца'.

***

Вскоре после этого произошел другой случай. Поскольку я был 'отделом

кадров', то мне приходилось встречаться со множеством людей для того, чтобы

выяснять их пригодность для нашей работы. Как-то я был дома у своего бывшего

одноклассника и рассказывал ему, чем мы занимаемся. Кроме разговоров, у этих

встреч был второй план, который состоял в том, что я облучал собеседника

шедшей через меня вибрацией. Вибрация воздействовала на подсознание и, как

правило, позволяла выяснить, насколько человек созвучен нашему пути.

Знакомый слушал меня внимательно, и однако же, я чувствовал его

внутреннее сопротивление. Он был явно заинтригован, но не собирался

поступаться личной свободой ради какой-то непонятной 'работы' под началом

какого-то непонятного типа. Его сомнения были мне прекрасно известны. Мне

явно не хватало решительного аргумента, и я подумал, что лучше всего в этой

ситуации что-нибудь продемонстрировать.

Мы только что закончили есть, и на столе оставалось несколько грязных

тарелок. Мы сидели на кухне, и раковина находилась метрах в трех от стола.

Что-то нашло на меня, и, повинуясь внутреннему импульсу, я начал вдруг одну

за другой швырять стеклянные тарелки в раковину. Раковина была

металлическая, но я почему-то был уверен, что ни одна тарелка не разобьется.

Откуда у меня возникла эта уверенность - не знаю, но именно так и случилось.

После этого я встал, подошел к раковине, сгреб оттуда тарелки, вернулся

на прежнее место и еще раз перекидал их в раковину. Все тарелки были

по-прежнему целы! Меня преисполнило сознание собственной силы, и буквально

распирало от гордости и восторга. Я взглянул на своего одноклассника,

уверенный, что теперь-то ему некуда деться Но вместо ожидаемого восхищения,

на его лице был написан страх!

-- Лихо, - сказал он не очень уверенно. - Вас что же, в цирк готовят?

Я понял, что проиграл. Обменявшись несколькими ничего не значащими

фразами, мы расстались. Выйдя на улицу, я почувствовал горечь и досаду и

попытался проанализировать происшедшее. Сила, как выяснилось, не всегда

являлась нужным аргументом. Мне вспомнилось отношение Будды к чудесам. Он

называл их 'отвратительными' и никогда не демонстрировал, обращаясь напрямую

к сердцу и разуму человека.

Да, поток и его непредсказуемые проявления часто вызывали у людей

страх. Они либо приписывали силу, стоявшую за энергетическими феноменами,

дьяволу, либо просто принимали нас за сумасшедших. И я, по примеру Тоши,

никогда не старался их в этом переубедить, поскольку, честно говоря, и сам

не был до конца уверен в том, что за всем этим стоит. Но все же летающие

тарелки доставили мне немало удовольствия.

Тоша работал с людьми куда более тонко, на то он и мастер. Скажем,

однажды он налил две чашки чая своим знакомым и сказал: 'Если вы выпьете

этот чай, ваша жизнь изменится'. Один из гостей не притронулся к чашке, и,

действительно, его жизнь осталась прежней. Другой же выпил чашку до дна. Это

был Джон.

Тоша далеко не со всеми и не всегда делился своими 'штучками'. Многого,

несмотря на мои просьбы, он мне не открывал. На вопрос 'почему' он неизменно

отрубал: 'Рано'. Со временем, тем не менее, мне стало ясно, что магические

трюки, несмотря на всю их привлекательность и ощущение силы, вовсе не

являются необходимостью. Главным чудом, которое с нами произошло, было то,

что мы смогли поверить в человека. Человеком этим был Тоша. Это оказалось

сложнее, чем поверить в Бога. Наша вера в Тошу и сделала возможными все

прочие чудеса. Путь к ней был для меня труднее, чем для Сережи и Джона. Я