Илья Беляев

Острие Кунты (Часть 1)

Всадника пригласили к нашей трапезе. Он не говорил по-русски, и

мои попутчики перевели мне, что хевсур возвращается домой со свадьбы,

продолжавшейся две недели, и потому очень устал.

Закончив с едой и вином, мы распростились с нашим гостем и двинулись

дальше. Дорога становилась все хуже, но наш джип упрямо полз вверх.

Спустившись с перевала, к вечеру мы прибыли в Шатили - маленькую деревушку,

расположенную неподалеку от границы с Чечено-Ингушетией. Летнее население

Шатили составляло всего семьдесят человек. В центре поселения высилась

древняя каменная башня; этих башен в горной Грузии много, о назначении их

давно забыли, и никто не мог мне объяснить, зачем их строили в старину. По

дну долины неслась бурная река, в которой мальчишки ловили форель. Меня

поселили в доме родственников Джандиери, где я столкнулся с неожиданной

проблемой.

Оказывается, в день нашего приезда начался местный праздник, а значит -

нескончаемое застолье. Уйти из-за стола было невозможно, бесконечные тосты

следовали один за другим. Пили араку - мутный самогон местного изготовления.

День проходил за днем, а конца пьянке было не видно. В довершение всего из

Тбилиси прибыла киногруппа для съемок исторического фильма. Вместо съемок

нагрузившиеся артисты в старинных костюмах и при полном вооружении верхом

носились с утра до вечера по ущелью, горланя песни и размахивая саблями.

Веселенькое у меня получалось отшельничество. Не зная, как уйти, чтобы

не обидеть хозяев, я обдумывал планы бегства. Наконец, не выдержав, собрал

рано утром рюкзак и удрал. Снежные вершины виднелись вдали, и я пошел по

горной тропе вверх, в их направлении. Через пару часов крутого подъема я

заметил вдали пастушеский лагерь - огороженное жердями становище, внутри

которого стояли тенты. Вдали по склону ползла отара с пастухом и несколькими

собаками. Я обрадовался. Это было как раз то, что мне нужно.

Приблизившись к лагерю, я понял, что меня заметили. Из становища вышел

человек и с распростертыми руками направился мне навстречу. В одной руке он

что-то держал. Сначала я не мог понять, что это такое, но потом, к своему

ужасу, увидел, что это рог. Приблизившись, пастух протянул его мне и сказал:

'Пей!'. Делать было нечего. В роге оказалась не арака, я

восьмидесятиградусная чача. В желудке у меня заполыхало. Это был конец.

Я в отчаянии оглянулся по сторонам. Дальше идти было некуда - выше

только снежные вершины. Посидев у костра и закусив бараньей печенкой, я

принялся расспрашивать пастуха об этих местах. Он посоветовал мне

отправиться в Муцо, где, по его словам, можно найти заброшенный дом и

поселиться в нем. Переночевав в лагере, на следующее утро я вернулся в

Шатили и, не заходя к своим не в меру гостеприимным хозяевам, двинулся

дальше. До Муцо, по словам пастуха, было два часа ходьбы.

Дорога шла по берегу реки, зажатой в каменистом ущелье. В месте слияния

двух потоков дорога превратилась в тропу. На повороте я заметил странное

сооружение, сложенное из плоских слоистых камней и напоминавшее склеп. С

одной его стороны был узкий лаз. Заглянув внутрь, я увидел, что внутри были

нары, заваленные человеческими костями, полуистлевшей одеждой и остатками

сгнивших трупов. Двести лет назад на Кавказе свирепствовала чума. Вымирали

целыми деревнями. Спасения не было, и при первых признаках болезни люди

оставляли свои дома и заживо хоронили себя в склепах. Таким образом

распространение эпидемии было остановлено. Каким же мужеством должны были

обладать люди, обрекавшие себя на подобную смерть!

Кроме склепа, по дороге попадались и знаки недавних смертей -

небольшие, сложенные из камней памятники с мужской фотографией посередине и

штабелем пустых бутылок внизу. Поначалу я не мог понять, кому и зачем эти

памятники поставлены, но позже узнал, что это память о разбившихся

всадниках. Памятники ставили там, где разгоряченные вином джигиты срывались

вместе со своими конями в пропасть.

Я добрался до Муцо в полдень. Это было большое ущелье, по дну которого

текла река. На одном из склонов возвышались развалины крепости XII века. На

другой стороне я заметил крестьянский дом и направился туда. В доме жил

старик со своим сыном, который немного говорил по-русски. Меня угостили