Илья Беляев

Острие Кунты (Часть 1)

Сережу, пытаясь привести его в чувство и бормоча глупые извинения.

Наконец, он поднялся на ноги. 'Никогда так больше не делай', - сказал он и,

шатаясь, пошел в лагерь. Я понуро брел за ним, чувствуя себя препоганейше.

Это было что-то новенькое. Неужели вот так, невольно, можно превратиться в

вампира? Я слышал дикие истории о вампирах, которые якобы высасывают энергию

из младенцев, оставленных в колясках у магазинов, пока мамаши ходят за

покупками, но принимал их за байки. А теперь сам превратился в подобного

монстра!

Тоша, узнав об этой истории, хладнокровно заметил: 'Ты у нас, Илюша, в

бабушку'.

Глава 27

Чтобы снискать милость богов, нужно уподобиться им.

Моим давним желанием было посетить Гекхарт, одно из святых мест Армении

неподалеку от Еревана. Мы с Андреем попросили у Тоши разрешения съездить

туда, однако шеф отпустил только меня. Ни комментариев, ни объяснений -

вполне в Тошином стиле.

Мартын дал мне адрес своих родственников в Ереване и письмо для них. Я

собрал рюкзак и поехал. Поезд пришел в Ереван утром. Я сразу отправился по

данному мне адресу. Родственниками Мартына оказались милые интеллигентные

люди - искусствовед Армен Гаспарян и его жена Ануша. Встретили меня очень

радушно. Я подарил им русскую матрешку, которая всегда была для меня

символом многомерности человеческого тела.

Ереван, с его зданиями, сложенными из розового туфа, с широкими

зелеными улицами, показался мне спокойным и сдержанным городом. Чем больше я

всматривался в лица людей на улицах, тем больше они мне нравились. В темных

армянских глазах, как и в протяжных, надрывающих сердце мелодиях армянской

флейты дудука, много грусти. Грусть эта - след долгой и кровавой истории

Армении. Более миллиона армян были вырезаны турками в начале прошлого века.

Армянский крест, с его раздвоенными закругленными лепестками, напоминает

цветок.

Проведя два дня в Ереване и съездив в Эчмиадзин - центр армянского

христианства, я сел на автобус и отправился в Гекхарт, расположенный в

пятнадцати километрах от города. Гекхарт - это храм, высеченный в скале

одним человеком, который потратил на это всю свою жизнь. Внутренность храма:

резьба по камню, алтарь, колонны - тускло освещаются через отверстие в

потолке. Священник, проводивший меня по храму, указал наверх и сказал: 'Он

начинал оттуда'.

Гекхарт расположен в ущелье дивной красоты, по дну которого мчится

пенящийся поток. Все в этом ущелье пронизано суровым и аскетичным духом

первых веков христианства. Когда я вышел из храма, меня охватило чувство

глубокой беспричинной радости, и я часа два просидел на плоском камне

посреди потока, распевая во все горло. За ревом несущейся воды мой голос был

едва слышен.

Вернувшись в Ереван, я рассчитывал переночевать у Армена, а утренним

поездом уехать в Ахталу. Видимо, посидев на камне, я простудился, и к ночи у

меня поднялась температура, но, тем не менее, когда Армен с женой легли

спать, я, по обыкновению, уселся, скрестив ноги, на постели. Через час дверь

в комнату распахнулась, и в дверях появился хозяин. 'Убирайся отсюда! -

закричал он, - я не могу этого видеть! Уходи!' Глаза у Армена были выпучены,

он весь трясся от гнева. Я не мог поверить в реальность происходящего. Армен

был очень мягкий, добродушный человек. И это после всего кавказского

гостеприимства! Я взглянул на часы, был третий час ночи. Автоматически

'надев' на себя защитный символ 'ИМ', я встал с постели и начал молча

собирать свои вещи. Армен был явно не в себе, он с трудом сдерживал себя,

руки его тряслись.

На шум вышла Ануша. Пораженная не меньше моего происходившей сценой,

она закричала на мужа: 'Что ты делаешь? Как можно гостя выгонять ночью на

улицу! Ты позоришь наш дом!' Армен стал что-то объяснять жене по-армянски,

негодуя и все более и более горячась. Судя по всему, начиналась серьезная

ссора. Не дожидаясь развития событий, я схватил рюкзак и ушел.

Идя по ночным ереванским улицам в сторону вокзала, я размышлял над тем,

что произошло. Хотя я уже знал о том, что поток может вызывать

непредсказуемую, а иногда и враждебную реакцию, но выгнать заболевшего гостя

ночью на улицу из-за того, что тот сидел в медитации, - это было уж слишком!

Остаток ночи я провел на вокзале, а утром выехал в Ахталу. Через некоторое