Илья Беляев

Острие Кунты (Часть 1)

оцепенении,

как вдруг я почувствовал, что мы в комнате не одни.

Я поднял глаза, и то, что, я увидел, мне не забыть никогда. В комнате,

рядом с окном, стоял чудовищный пришелец. Это было существо мужского рода,

ростом более двух метров, одетое во что-то длинное и темное, наподобие

мантии, с совершенно лысой головой и непропорционально длинными ушами. Кожа

его была бледно-сероватого цвета, и он молчаливо ухмылялся. Это была ухмылка

абсолютного презрения и превосходства. Существо это явно было не отсюда. То

есть он находился в нашем пространстве и времени, но наш мир не был его

миром. Я видел пришельца абсолютно ясно, но видел его не глазами. Это было

какое-то другое зрение - как если бы мозг мой открылся и воспринимал его

непосредственно.

Позже я назвал такое видение 'ментальным зрением'. Посредством

ментального зрения можно видеть объекты другого измерения или пространства,

параллельного нашему, или, вернее, пронизывавшего наше. В обычном состоянии

сознания мы не способны воспринимать обитателей этого параллельного

пространства, но, если фокус нашего внимания каким-то образом смещается или

существо из другого мира набирает некую критическую массу и 'проваливается'

на наш уровень восприятия, тогда мы неизбежно вступаем с ним в контакт.

Явившийся нам пришелец был ужасен, но гораздо хуже было то, что от него

исходило. От его темной фигуры дул пронизывающий насквозь ледяной ветер. Эта

холодная вибрация парализовала тело, и противостоять ей было невозможно. Все

мое тело, включая голосовые связки, одеревенело, я не мог произнести ни

звука. Нечто подобное я испытал, когда мне удаляли в детстве гланды и

сделали местную анестезию - укол в горло.

Единственное, чем я мог двигать, - это глазами. Ледяной ветер почему-то

не действовал на глазные мышцы. Я посмотрел на своего приятеля и по его

бледному, искаженному страхом лицу понял, что он видит и чувствует то же

самое, что и я...

Я прервал свой рассказ, потому что мне показалось, что Тоша не слушает

меня. Глаза его были полузакрыты, и мне показалось, что он дремлет.

-- Ты вырубаешься, что ли? - спросил я.

-- Нет, продолжай, - внятно ответил он.

Я продолжил свой рассказ, который лился из меня сам собой, - как будто

кто-то говорил через меня - мне не приходилось даже прилагать усилий, чтобы

открывать рот.

-- Не помню, сколько времени продолжался мой ступор. Во всяком случае,

до тех пор, пока пришелец не отошел немного назад и не встал под уличным

фонарем у окна в нескольких метрах от нас. Наш мир плотной материи не был

для него препятствием, и он свободно прошел через окно. Но странно было не

это, а то, что я продолжал отчетливо видеть его сквозь стену!

Ледяное энергетическое поле призрака не оказывало паралитического

воздействия на таком расстоянии, и мы начали понемногу шевелиться, но не

могли еще произнести ни слова. Немного придя в себя, мы начали издавать

какие-то по-прежнему нечленораздельные звуки и бессмысленно жестикулировать.

Пришелец по-прежнему стоял снаружи и продолжал наблюдать за нами все с той

же презрительной усмешкой.

Наконец, мы совсем пришли в себя и начали более или менее связный

разговор. Я сказал: 'Ты помнишь, как он только что здесь стоял?' Стоило мне

произнести эту фразу, как исчадие ада опять вошло в комнату и встало на

прежнем месте так близко, что до него можно было дотянуться рукой. Мы опять

оказались парализованы, как кролики перед удавом.

Потом в моей памяти наступил провал. Я не знаю, как выскочил из

квартиры и оказался на улице. Помню, что опрометью несся домой, и мои зубы

громко стучали в тишине ночного города. До этого случая я всегда думал, что

'скрежет зубовный' - не более чем поэтическая метафора. Оказывается, нет. Я

не в состоянии был унять лязг зубов, даже когда примчался домой и забрался в

постель. Мой приятель тоже не смог остаться дома. Он, как и я, куда-то

убежал и спал в другом месте.

После этой ночи в моем сердце поселился страх, что монстр вернется. Это

не был страх за свою жизнь и рассудок, скорее, ужас бессилия и беззащитности

перед пришельцем. Его сила была огромна: какая-то чуждая нашему миру

потусторонняя мощь, контролировать которую было невозможно. Когда я

вспоминаю о нем, я тут же ощущаю сердцем его холодную вибрацию, и мне нужно