Аркадий и Борис Стругацкие

Понедельник начинается в субботу

стыдно опубликовать. Это не галоши-автостопы и не брюки-невидимки.

Мы пришли в отличное настроение и начали разбирать новую задачу

Хунты, и очень скоро он сказал, что и раньше иногда считал себя

побрекито, а в том, что я математически невежествен, убедился при первой

же встрече. Я с ним горячо согласился и высказал предположение, что ему,

пожалуй, пора уже на пенсию, а меня надо в три шеи гнать из института

грузить лес, потому что ни на что другое я не годен. Он возразил мне. Он

сказал, что ни о какой пенсии не может быть и речи, что его надлежит

пустить на удобрения, а меня на километр не подпускать к лесоразработке,

где определенный интеллектуальный уровень все-таки необходим, а

назначить учеником младшего черпальщика в ассенизационном обозе при

холерных бараках. Мы сидели, подперев головы, и предавались

самоуничижению, когда в зал заглянул Федор Симеонович. Насколько я

понял, ему не терпелось узнать мое мнение о составленной им программе.

-- Программа! -- желчно усмехнувшись, произнес Хунта. -- Я не видел

твоей программы, Теодор, но я уверен, что она гениальна по сравнению с

этим... -- Он с отвращением подал двумя пальцами Федору Симеоновичу

листок со своей задачей. -- Полюбуйся, вот образец убожества и

ничтожества.

-- Г-голубчики, -- сказал Федор Симеонович озадаченно, разобравшись

в почерках. -- Это же п-проблема Бен Б-бецалеля. К-калиостро же доказал,

что она н-не имеет р-решения.

-- Мы сами знаем, что она не имеет решения, -- сказал Хунта,

немедленно ощетиниваясь. -- Мы хотим знать, как ее решать.

-- К-как-то ты странно рассуждаешь, К-кристо... К-как же искать

решение, к-когда его нет? Б-бессмыслица какая-то...

-- Извини, Теодор, но это ты очень странно рассуждаешь. Бессмыслица

-- искать решение, если оно и так есть. Речь идет о том, как поступать с

задачей, которая решения не имеет. Это глубоко принципиальный вопрос,

который, как я вижу, тебе, прикладнику, к сожалению, не доступен.

По-видимому, я напрасно начал с тобой беседовать на эту тему.

Тон Кристобаля Хозевича был необычайно оскорбителен, и Федор

Симеонович рассердился.

-- В-вот что, г-голубчик, -- сказал он. -- Я не-не могу

дискутировать с т-тобой в этом тоне п-при молодом человеке. Т-ты меня

удивляешь. Это н-неп-педагогично. Если тебе угодно п-продолжать, изволь

выйти со мной в к-коридор.

-- Изволь, -- отвечал Хунта, распрямляясь как пружина и судорожно

хватая у бедра несуществующий эфес.