Аркадий и Борис Стругацкие

Понедельник начинается в субботу

Г. Белль

Восемьдесят три процента всех дней в году начинаются одинаково: звенит

будильник. Этот звон вливается в последние сны то судорожным стрекотанием

итогового перфоратора, то гневными раскатами баса Федора Симеоновича, то

скрежетом когтей василиска, играющего в термостате.

В то утро мне снился Модест Матвеевич Камноедов. Будто он стал

заведующим вычислительного центра и учит меня работать на "Алдане".

"Модест Матвеевич, -- говорил я ему, -- ведь все, что вы мне советуете,

-- это какой-то болезненный бред". А он орал: "Вы мне это

пр-р-рекратите! У вас тут все др-р-ребедень! Бели-бер-р-рда!" Тогда я

сообразил, что это не Модест Матвеевич, а мой будильник "Дружба" на

одиннадцати камнях, с изображением слоника с поднятым хоботом,

забормотал: "Слышу, слышу" -- и забил ладонью по столу вокруг

будильника.

Окно было раскрыто настежь, и я увидел ярко-синее весеннее небо и

почувствовал острый весенний холодок. По карнизу, постукивая, бродили

голуби. Вокруг стеклянного плафона под потолком обессиленно мотались три

мухи -- должно быть, первые мухи в этом году. Время от времени они

принимались остервенело кидаться из стороны в сторону, и спросонок мне

пришла в голову гениальная идея, что мухи, наверное, стараются выскочить

из плоскости, через них проходящей, и я посочувствовал этому

безнадежному занятию. Две мухи сели на плафон, а третья исчезла, и тогда

я окончательно проснулся.

Прежде всего я отбросил одеяло и попытался воспарить над кроватью.

Как всегда, без зарядки, без душа и завтрака это привело лишь к тому,

что реактивный момент с силой вдавил меня в диван-кровать и где-то подо

мной соскочили и жалобно задребезжали пружины. Потом я вспомнил

вчерашний вечер, и мне стало очень обидно, потому что сегодня я весь

день буду без работы. Вчера в одиннадцать часов вечера в электронный зал

пришел Кристобаль Хозевич и, как всегда, подсоединился к "Алдану", чтобы

вместе с ним разрешить очередную проблему смысла жизни, и через пять

минут "Алдан" загорелся. Не знаю, что там могло гореть, но "Алдан" вышел

из строя надолго, и поэтому сегодня я, вместо того чтобы работать,

должен буду, подобно всем волосатоухим тунеядцам, бесцельно бродить из

отдела в отдел, жаловаться на судьбу и рассказывать анекдоты.

Я сморщился, сел на постели и для начала набрал полную грудь праны,

смешанной с холодным утренним воздухом. Некоторое время я ждал, пока