Аркадий и Борис Стругацкие

Понедельник начинается в субботу

край горизонта, как угрожающе

раскачиваются бронещиты, как бегут врассыпную, падают и снова вскакивают

вывалянные в снегу зрители. Я увидел, как Федор Симеонович и Кристобаль

Хунта, накрытые радужными колпаками защитного поля, пятятся под натиском

урагана, как они, подняв руки, силятся растянуть защиту на всех

остальных, но вихрь рвет защиту в клочья, и эти клочья несутся над

равниной подобно огромным мыльным пузырям и лопаются в звездном небе. Я

увидел поднявшего воротник Януса Полуэктовича, который стоял,

повернувшись спиной к ветру, прочно упершись тростью в обнажившуюся

землю, и смотрел на часы. А там, где был автоклав, крутилось освещенное

изнутри красным, тугое облако пара, и горизонт стремительно загибался

все круче и круче, и казалось, что все мы находимся на дне колоссального

кувшина. А потом совсем рядом с эпицентром этого космического безобразия

появился вдруг Роман в своем зеленом пальто, рвущемся с плеч. Он широко

размахнулся, швырнул в ревущий пар что-то большое, блеснувшее бутылочным

блеском, и сейчас же упал ничком, закрыв голову руками. Из облака

вынырнула безобразная, искаженная бешенством физиономия джинна, глаза

его крутились от ярости. Разевая пасть в беззвучном хохоте, он взмахнул

просторными волосатыми ушами, пахнуло гарью, над метелью взметнулись

призрачные стены великолепного дворца, затряслись и опали, а джинн,

превратившись в длинный язык оранжевого пламени, исчез в небе. Несколько

секунд было тихо. Затем горизонт с тяжелым грохотом осел. Меня

подбросило высоко вверх, и, придя в себя, я обнаружил, что сижу,

упираясь руками в землю, неподалеку от грузовика. Снег пропал. Все поле

вокруг было черным. Там, где минуту назад стоял автоклав, зияла большая

воронка. Из нее поднимался белый дымок и пахло паленым. Зрители начали

подниматься на ноги. Лица у всех были испачканы и перекошены. Многие

потеряли голос, кашляли, отплевывались и тихо постанывали. Начали

чиститься, и тут обнаружилось, что некоторые раздеты до белья.

Послышался ропот, затем крики: "Где брюки? Почему я без брюк? Я же был в

брюках!", "Товарищи! Никто не видел моих часов?", "И моих!", "И у меня

тоже пропали!", "Зуба нет, платинового! Летом только вставил...", "Ой, а

у меня колечко пропало... И браслет", "Где Выбегалло? Что за безобразие?

Что все это значит?", "Да черт с ними, с часами и зубами! Люди-то все

целы? Сколько нас было?", "А что, собственно, произошло? Какой-то