А. Панов

Школа сновидений (Часть 1)

сон о свободе. И было нелепо и невозможно искать и обрести в обычной жизни взаимосвязан¬ных людей то, от чего я стал свободен ещё в детстве, потому что это моя единственная жизнь и единственный шанс стать свободным. Но перед этим был третий сон, который ещё рано рас¬сказывать...»

В этой истории врожденная склонность рассказчика к край¬ностям и бескомпромисности в поисках себя является опреде¬ляющей в формировании его индивидуальной судьбы. И оста¬ется надеяться, что третий его сон хотя бы в какой-то степени связан со смыслом и ролью уравновешенности и гармонии в движении судьбы.

Обостренная чувствительность наших современников к лю¬бому давлению извне и инстинктивное отторжение его, проис¬ходящая в ответ на агрессивность общественного формирова¬ния сознания и тела, может быть одной из причин заблуждений относительно своей настоящей судьбы, шансов, удачи. В этом случае взаимодействие безличных и неизвестных сил судьбы с телом безотчетно воспринимается как чуждое давление и мо¬жет длительно отторгаться.

Именно подобного рода ситуация порождает и т.н. «ядер¬ные сны», описанные в первой книге.

Но во взаимодействиях с силами судьбы и удачи бытийно наибольшее значение все же имеет свобода. Здесь автор имеет в виду то, что наши достаточно сильно высказанные самим себе чистые желания и мечты, особенно в юности, находят отклик в Неизвестном и все же имеют тенденцию сбываться. Парадокс, однако, заключается в том, что когда это происходит, обще¬ственное воздействие, как правило, настолько меняет нашу си¬стему ценностей и сужает зону возможных действий, что собы¬тия сбывшейся мечты оказываются не ко двору или даже могут восприниматься как неприятности. А так как наиболее силь¬ный компонент в наших мечтах безусловно состоит из предполагаемой и желанной свободы (ибо это желание и устремление в человеке неотделимо от желания жить), то лучше все-таки найти понимание и силы повернуться лицом к неиспорченной судьбе, которую, в конце концов, как выясняется, мы достаточ¬но свободно когда-то выбирали сами, — выбирали здесь, а не в какой-то там прошлой жизни.

«Один доблестный человек попал в мир, где нет теней. Там Владыка миражей удерживал его в огромном чане с вином. Человек должен был нести наказание за какую-то свою ошиб¬ку. В этом мире не было солнца и, поэтому, не было тени. Вла¬дыка окунал человека в вино с головой и, когда тому не хвата¬ло воздуха, отпускал его. Все это он делал, не прикасаясь к нему. Мать человека попросила волшебника, чтобы он доста¬вил её к сыну. И в тот же миг она очутилась там и видит, как её сын вынимает меч из ножен, чтобы зарубить Владыку. Она хо¬тела крикнуть сыну: «Не делай этого, иначе ты навсегда там останешся!» Но волшебник сказал ей: «Молчи! Ты своим кри¬ком погубишь сына, потому что, обернувшись на твой крик, он замрет навсегда, — ты вне правил того, что происходит, и вне этого мира. Ты можешь только смотреть.» Мать вернулась в свой мир. А человек, поддавшись какому-то инстинктивному чувству, вложил меч в ножны и вышел из полутемного дома во двор, залитый солнцем. Он сошел с порога этого дома в своих свет¬лых одеждах, сел во дворе на скамью и подумал: «Может, хоть поесть даст.» И тогда, глядя на стол перед собой, на котором была еда, он увидел тень, а потом своего слугу, который шел к нему. Он понял, что свободен, что он снова в своем мире. Он встал, поднял голову и долго смотрел на солнце. И кругом были тени от множества предметов. Человек пошел на базар, где была его мать, и спросил её:

— Ты была там?

— Да, — ответила она.

— И как тебе тот мир? — спросил он.

— Страшное зрелище.

И, отвлекшись на какое-то мгновение, она снова занялась своими делами.»

4

Говоря о силах судьбы, мы приблизились к самой таинствен¬ной и трудноописуемой из них — к удаче.

Присутствие этой силы в создании судьбы обычно неоче¬видно и воспринимается человеком как нечто само собой разу¬меющееся. Возможность понять роль удачи появляется лишь в сравнении: т.е. когда она почему либо исчезает. Человек начи¬нает понимать, что кроме его трудоспособности, решительнос¬ти, настойчивости и даже безупречности, был ещё какой-то фактор, без которого все его усилия осуществить с полнотой себя не дают результатов, т. е. не проявляются в должной, по его внутренним ощущениям, мере. Удача с этой точки зрения воспринимается как состав, необходимый для успешности всех действий, для придания благополучной направленности всей разрозненности и множественности его действий.

В