Рудольф Штайнер

Очерк Тайноведения (Часть 2)

может привести в беспорядок всю

нравственную жизнь, когда высшее „Я' желает выступить из Души. Хорошим

упражнением является, через месяцы насквозь к некому определенному дневному

времени давать себе повеление: Сегодня „в такое определенное время'

будешь ты „это' исполнять. Тогда постепенно достигают того, так

повелевать себе время исполнения и образ исполняемой вещи, что исполнение

полностью точно возможно. Так возвышают себя над пагубным: „я хочу

это; я желаю то', причем вообще не думают об исполнимости. Одна великая

личность позволяет одной Видящей сказать: „Того люблю я, кто

невозможное вожделеет (Den liebe ich, der Unmцgliches begehrt)' (Гете,

Фауст, II). И эта личность (Гете) сама говорит: „Жить в идее

называется обращаться с невозможным, как если бы оно было возможно (In der

Idee leben heiЯt, das Unmцgliche behandeln, als wenn es mцglich wдre)'

(Гете, Изречения в прозе.) Такие изречения не должны однако быть

использованы как возражения против изложенного здесь. Ибо требование,

которое устанавливают Гете и его Видящая (Манто, Manto), может выполнить

только тот, кто сначала воспитал себя на вожделении того, что возможно,

чтобы затем через свое сильное воление мочь обращаться с „невозможным'

так, что оно через его воление превращается в возможное.

В отношении мира чувств, Душа должна это для Духовного ученика донести

к определеному спокойствию, невозмутимости (Gelassenheit). Для этого

необходимо, чтобы эта Душа стала властелем над выражением удовольствия и

страдания, радости и боли. Как раз напротив приобретения этого качества

могут выдаться некоторые предосуждения. Можно мнить, что станут тупым и

безучастным напротив своему соратнику-Миру (Mitwelt), если над

„радостным не должно радоваться и над болезненным не должно боль

воспринимать'. Все-же дело не идет об этом. Радостное должно радовать Душу,

печальное должно ей причинять боль. Она должна только достичь того, чтобы

овладеть выражением радости и боли, удовольствия и неудовольствия. Стремятся

к этому, то вскоре заметят, что становятся не тупее, но напротив, становятся

восприимчивее ко всему радостному и болезненному окружения, чем были прежде.

Это требует все-таки точной отдаче внимания на себя в течение долгого

времени, если желают усвоить себе качество, о котором здесь идет дело.

Должно на этом видеть, что удовольствие и страдание можно полностью

со-переживать, без того, чтобы при этом так терять себя, что тому, что

воспринимают, давать не-вольное выражение. Должно подавлять не правомерное

горе, но не-вольное плакание; не отвращение перед плохим деянием, но слепую

ярость гнева; не внимание к опасности, но бесплодную „Само-боязливость

(Sich-Fьrchten)' и так далее. - Только через такое упражнение достигает

Духовный ученик к тому, чтобы иметь тот покой в своем нраве (Gemьt), который

необходим, чтобы при рождении и именно при задействовании высшего „Я'

Душа не вела для себя, как некий род двойника рядом с этим высшим „Я',

вторую нездоровую жизнь. Как раз напротив этих вещей не следует предаваться

самообману. Кому-либо может казаться, что он известное равнодушие

(Gleichmut) уже имеет в обычной жизни и что он, поэтому, не нуждается в

таком упражнении. Как раз таковой нуждается в нем вдвойне. Можно, именно,

быть вовсе хорошо спокойным, когда противостоят вещам обычной жизни; и затем

при восхождении в высший Мир, тем сильнее может сделаться действенной

неуравновешенность, которая только была подавлена. Должно полностью быть

распознано, что для Духовного обучения главное приходится менее на то, чем

казалось обладали прежде, как много более на то, чтобы полностью закономерно

упражняли то, что нужно. Как бы противоречиво также ни выглядило это

утверждение, оно верно. Приучила также жизнь кому-либо то или иное: для

Духовного обучения служат качества, которые сами себе приучили. Привила

кому-либо жизнь возбужденность (Erregtheit), то должно отучить себе

возбужденность; если же жизнь привила равнодушие, то следует так встряхнуть

себя путем само-воспитания, чтобы выражение Души соответствовало

принимаемому впечатлению. Кто не может ни над чем смеяться, владеет своей

жизнью так же мало, как тот, кто без владения собой,