Авессалом Подводный

Возвращенный оккультизм или Повесть о тонкой семерке

допустимо вмешательство черного и

вообще низшей энергии любого рода, направленной от человека в обучающий

эгрегор: высокий эгрегор учит тогда, тому и так, как считает необходимым, и

единственное, что в этой ситуации требуется от человека, это внимание и

низкий внутренний ритм: любые сильные эмоции и энергичные мыслительные

процессы являются здесь отчетливыми препятствиями - человек должен научиться

переживать и думать до или после сеанса высокого обучения, но не во время

этого сеанса. Поэтому чем выше энергетика человека, тем сильнее его черный по

сравнению с черными окружающих, тем труднее ему получать действенные уроки.

С другой стороны, чем выше уровень человека, тем чаще в его жизни возникают

высокие учебные ситуации, тем они для него существеннее - и тоньше;

внутренний голос связи с высшим кармическим эгрегором звучит почти постоянно,

во внешнем мире то и дело встречаются звучащие символы, мир кажется единым и

связанным в такой степени, что трудно вздохнуть так, чтобы не потревожить на

яйцах антарктического пингвина - и тем не менее индивидуальная драхма

(локальная этика) такова, что сидеть на месте нельзя, нужно держать

равновесие, стоя на спине скакуна, несущегося по горным тропам.

Змей.

Змей всегда чрезвычайно интересуется процессом обучения. Можно смело

утверждать, что он считает его своей епархией, а себя - отцом игуменом.

Первый прием, который змей совершенно обожает, это самовыражение на энергии

обучающего потока; при этом точка сборки сдвигается так, что от поступающей

информации берется лишь ее развлекательная часть (остальное игнорируется),

после чего разыгрывается этюд 'я (т.е. змей) в обучении', наподобие

классической темы мемуаров стареющих любимцев публики: 'Моя жизнь в

искусстве'. Позицию змея в таком случае можно описать примерно так: 'Чего

учиться, и так все ясно; а лучше попробую-ка я изобразить то, о чем так

занудно талдычит этот пустой мешок, в лицах!' И змей тут же изображает:

дерюжный мешок с рукавами - учителя истории, затем Александра Македонского,

его коня Буцефала (женского полу), любимую гетеру Таис... словом, ничего не

останется без внимания, а в конце возникнет некоторое недоумение по поводу

самого предмета изучения: зачем, собственно говоря, нужен?

Вообще идея самовыражения человека, особенно художника, на постороннем

материале (историческом или другом), безусловно, принадлежит змею, но

человечество к этой сатанинской идее относится более чем терпимо, хотя

напрасно: искажение любой реальности путем наложения на нее своего низшего

'я' всегда омрачает тонкий мир, особенно будучи растиражированно во многих

экземплярах. Исторические, как и производственные, а также 'этнографические'

романы (из жизни заключенных) ставят, и очень остро, перед писателем

следующую дилемму: или подключаться к соответствующему эгрегору, тщательно

его изучать и становиться проводником его воли, или, наоборот, тщательно от

него заблокироваться и искусственно создать свой фальшивый двойник этого

эгрегора, наполнив его своими фантазиями об истинном или 'должном' положении

вещей; понятно, кто является главным исполнителем при выборе автором второго

пути, и чей хвост неожиданно, но явственно проступает в самых патетических

местах произведения.

Другой любимый прием змея при обучении это передергивание, намеренное

изменение акцентов так, что смысл потока обучения полностью искажается; при

этом точка сборки смещается вроде бы не сильно, но вполне достаточно для

того, чтобы прервать связь с обучающим эгрегором (он заменяется совсем

другим, из ведомства Урпарпа). Здесь распространено (в зависимости от

характера учебного материала) как ментальное, так и эмоциональное

передергивание: человек еще плохо ощущает материал, и демагогия часто

достигает цели. Например, ставятся под сомнение или представляются полной

нелепостью очевидные вещи; но при этом змей никогда не договаривает до конца,

вплотную подводя человека ко вполне определенным выводам, но предоставляя

последний шаг ему самому.

При обучении высшим материям змей часто принимает саркастическое

выражение морды и тела, говоря что-нибудь в таком роде: 'Все эти хохмы уже

давно и хорошо известны, а впрочем, попробуем, может быть, это и есть та

самая высокая духовность, которой удастся меня пронять, и я, пристыженный и

уничтоженный, испущу последний шип и издохну в страшных мучениях', после чего

все это изображается в натуре. С другой стороны, обучение у высокого эгрегора