Гюстав Лебон

Психология народов и масс (Часть 1)

говорить на одном и том же языке.

Случайности завоеваний, коммерческих интересов могут, без сомнения, заставить

какой-нибудь народ принять чужой язык вместо своего родного, но в течение

немногих поколений заимствованный язык совершенно преобразуется. Преобразование

будет тем глубже, чем раса, у которой язык был заимствован, сильнее отличается

от той, которая его заимствовала.

Всегда можно встретить несходные языки в странах, где существуют различные расы.

Индия представляет этому блестящий пример. Большой полуостров населен очень

многими и очень различными расами; ученые насчитывают там 240 языков, некоторые

из них отличаются друг от друга гораздо больше, чем греческий от французского.

Двести сорок языков, не говоря уже о почти трехстах диалектах! Между этими

языками самый распространенный - еще совершенно новый, так как он существует не

дольше трех столетий; это индостанский, образовавшийся из соединения персидского

и арабского, на которых говорили завоеватели-мусульмане, с индусским, одним из

наиболее распространенных в завоеванных странах языков. Победители и побежденные

вскоре забыли свой первобытный язык, чтобы говорить на новом языке,

приспособленном к потребностям новой расы, образовавшейся путем скрещивания

различных совместно живущих народов.

Я не могу дольше останавливаться на этом вопросе и вынужден ограничиться

указанием основных идей. Если бы я мог входить в необходимые подробности, то

пошел бы дальше и показал бы, что когда народы различны, то слова, которые мы

считаем у них однозначащими, в действительности представляют до такой степени

друг от друга далекие способы мышления и чувствования, что вполне верный перевод

с одного языка на другой невозможен. Это легко понять, видя, как на протяжении

нескольких веков в одной и той же стране, у одной и той же расы одно и то же

слово соответствует совершенно несходным понятиям.

Старинные слова представляют понятия людей прежнего времени. Слова, бывшие в

начале знаками действительных вещей, вскоре утратили свой смысл вследствие

изменений в идеях, нравах и обычаях. Продолжают рассуждать с помощью этих

привычных знаков, изменить которые было бы слишком трудно, но нет уже никакого

соответствия между тем, что они представляли в данный момент, и тем, что

обозначают в настоящее время. Когда речь идет о народах, очень удаленных от нас,

принадлежащих к цивилизациям, не имеющим никакого сходства с нашими, то переводы

могут дать только слова, совершенно лишенные своего настоящего первоначального

смысла, т.е. вызывающие в нашем уме идеи, не находящиеся ни в какой связи с

теми, какие они некогда вызывали. Это явление особенно поразительно для древних

языков Индии. У этого народа (индусов) с колеблющимися идеями, логика которого

не имеет никакого родства с нашей, слова никогда не имели того точного и

определенного смысла, какой им в конце концов дали в Европе века и склад нашего

ума. Есть книги, например. Веды, перевод которых не возможен*. Проникать в

мысль индивидуумов, с которыми мы живем, но от которых нас отделяют некоторые

различия в возрасте, в половом отношении, в воспитании, уже очень трудно;

проникать же в мысль рас, над которыми тяготеет пыль веков, - труд, который

никогда не удастся выполнить ни одному ученому. Все доступное нам знание служит

только для того, чтобы показать полную бесполезность подобных попыток.

* Говоря о многочисленных попытках перевода Вед, выдающийся санскритолог Барт

прибавляет: Один только результат открывается из этих столь различных и иногда

столь противоречивых изучений - наше бессилие перевести эти документы с

сохранением настоящего их значения .

Как бы ни были кратки и мало развиты предыдущие примеры, они вполне достаточны

для того, чтобы показать, каким глубоким изменениям подвергаются элементы

цивилизации у народов, их заимствующих. Заимствование кажется часто

значительным, потому что по названию оно бывает иногда очень рельефно; но

усвоение его является всегда в действительности очень ничтожным. С веками,

благодаря медленной работе поколений и вследствие постепенных прибавлений,

заимствованный элемент сильно отличается от своего первоначального прототипа. С

этими постепенными изменениями история, интересующаяся главным образом

внешностью, вовсе не считается, и когда она нам говорит, например, что

какой-нибудь народ принял новую религию, то мы сейчас же представляем себе не те

верования, какие в действительности были им приняты, но именно ту