Ричард Бах

Дар тому, кто рождён летать (Часть 1)

что полёты на нём для меня теперь закончились, потому что завершился целый отрезок моей жизни, замечательный отрезок.

Взамен, я купил Клип-Винт Каб, 85-сильный самолёт. Совершенно непохожая на биплан личность.

Лёгкий, словно тридцать футов дакрона, натянутого на еловый каркас; любой бетон ему нипочём, а взмывает так, что ещё над взлётной полосой оказывается на высоте в тысячу футов. Он с удовольствием выполняет любые фигуры высшего пилотажа, которым биплан никогда не смог бы искреннепорадоваться.

Однако, всё это были оправдания, в моей душе по-прежнему царили серое уныние и грусть о том, что мы с бипланом расстались, и виноват в этом я.

Однажды, после того, как я потренировался над морем в исполнении медленных вращений, я вдруг понял простую вещь, к которой приходит большинство тех людей, которым когда-либо приходилось продавать самолёт.

Я понял, что любой воздушный аппарат — это две жизнеформы, не одна. Внешняя, объективная конструкция, сталь и краска, — это один самолёт; тот, с которым мы вместе попадаем в приключения, с которым нас связывает эта незримая прочная нить, — это совершенно другая машина.

Эта машина, полёты на ней — наше живое прошлое, и она истинно наша, как сама мысль. Её нельзя продать.

Тот человек, чьё имя стоит теперь в регистрационных картах биплана, купил не тот самолёт, которым владел я.

Ему принадлежит не тот биплан, что мягко опускается в летних сумерках на поле близ Кука в Небраске, в его расчалках вздыхает ветер, двигатель мягко урчит, словно ветряная мельница, он скользит над дорогой к краю пастбища.

У нового владельца нет звука туманов Айовы, оседающих дождевыми каплями на верхних крыльях; капли скатываются вниз, барабанят по нижним крыльям и будят меня, уснувшего возле углей костра.

Он не приобрёл полных ужаса и восторга криков молодых леди из Квин-Сити в Миссури, из Ферриса в Иллинойсе, из Сенеки в Канзасе, почувствовавших, что крутые виражи в старом биплане не менее полны острых ощущений, чем прыжки с крыши сарая.

Этот биплан навсегда останется моим. А у него всегда будет его Каб. Этому научило меня небо, так же, как Сэма — его гуру, и поэтому больше незачем грустить.

Леди из Пекатоники

Помнишь, когда ты был ребёнком, как важно было, чтобы тебя любили, тобой восхищались? Как было здорово иногда оказаться героем в игре, на глазах у девочек принеся своей команде победное очко?

Странная штука — полёт. Благодаря ему, однажды всё это изменилось.

В один из летних дней 1966 года я оказался близ Пекатоники в штате Иллинойс. День выдался удачный, мы прокатили тридцать пассажиров до заката, времени до наступления темноты оставалось ещё на один рейс.

Люди всё ещё толпились вокруг — одни сидели в автомобилях, другие стояли небольшими группами; все смотрели в сторону наших самолётов.

Я в сумерках взобрался на крыло своего биплана и прокричал в их сторону:

— Ещё один рейс, ребята! Последний рейс на сегодня — лучший рейс за весь день, поднимаемся прямо сейчас! Никакой дополнительной платы, только три доллара! Есть всего два места!

Никто не пошевелился.

— Посмотрите на этот закат, там наверху всё пылает огнем! Зрелище в два раза более захватывающее, если наблюдать его прямо с неба! Усевшись в эту кабину, вы окажетесь в самой гуще событий!

Холмы и деревья уже превратились на горизонте в тёмные силуэты, словно это были фигурки, расположенные по краю купола в планетарии; вот-вот погаснет свет и начнётся демонстрация звёздного неба.

Но никто не захотел полететь. Я почувствовал себя беспомощным — в моих руках был прекрасный, величественный дар, я пытался поделиться им с миром, которому это было неинтересно.

Я сделал ещё одну попытку убедить их и махнул рукой. Запустил двигатель и взлетел, чтобы самому посмотреть на этот закат.

Это был один из тех удивительных случаев, когда я сам не догадывался, как истинны были мои слова. Дымка поднималась от земли до высоты в полторы тысячи футов, над ней был кристально чистый воздух.

Оттуда, сверху, в последних солнечных лучах, она выглядела, словно море интенсивно-золотой жидкости, из которого изумрудно-фиолетовыми островами вздымались вершины окрестных холмов.

Никогда ещё мне не доводилось видеть такого ясного и захватывающего зрелища. Мы с бипланом поднимались в одиночестве, наблюдая, купаясь в красках этой живой картины.