Ричард Бах

Дар тому, кто рождён летать (Часть 1)

нами в Торонто 29 января.

Так что, у нас было три самолёта, трое пилотов и двое проводников. Нашей компании недоставало ещё одного, канадского самолёта, чтобы из нас получился настоящий международный цирк, но я не сомневался, что десятки канадских самолётов будут готовы присоединиться к нам, как только мы прилетим в эту страну.

К середине января озера замёрзли по всей Канаде. Открылись лыжные курорты Новой Англии, а в Лонг-Айленде выпало несколько крупных снежинок.

В ночь на 20-е я попытался проспать ночь среди этих снежинок. На воздухе было всего около 20 градусов по Фаренгейту, намного теплее, чем то, что ожидало нас в Канаде, но лучше такое испытание, чем никакого.

Как я обнаружил, двадцать градусов — это, собственно говоря, довольно холодно. Это проявилось часам к трём утра. И вовсе не потому, что палатка пропускала холод, а одеяло с подогревом не действовало, а потому, что холод после долгого выжидания добирается до спящего с земли.

Я, разумеется, умел думать о теплоте и бороться с холодом, но живое воображение Сахары и жарких костров отнимало столько усилий, что на сон уже не оставалось времени. В четыре утра я сдался и втащил палатку и всё остальное обратно в дом.

Тогда-то я впервые задумался о том, что если для нас всё это приключение казалось забавой, то зима вовсе не шутит.

Мы прямёхонько нацелились на то, что в военной авиации называется «обстановкой борьбы за жизнь»… люди замерзали насмерть и в более тёплом климате, чем Канада в феврале! И я тут же упаковал дополнительное одеяло.

Норман и Лоулес вылетели, чтобы обследовать озеро Симко. В день их вылета, озеро замёрзло намертво, а температура была минус тридцать.

27 января в Торонто был самый сильный буран за последнее столетие. Городки были погребены под снегом, полным ходом шли спасательные работы.

Нас эти новости радовали; чем глубже снег, тем ближе к городкам мы могли приземляться. Когда занимаешься развлекательными полётами, то если тебе не удаётся найти посадочную площадку поблизости от города, — можешь сразу отправляться домой.

Ранним утром 29-го, в то смутное время ночи, которое вроде бы считалось рассветом, мы с Мансоном запустили двигатели: дымок из выхлопных патрубков синел в жуткой неподвижности.

Обычно с восходом солнца, наступает момент, когда до искателей приключений начинает доходить, что они не в своём уме, как все им об этом и говорили.

«Pacс, ты хоть понимаешь, что вся наша затея — это чистое безумие? Ты понимаешь, во что мы сейчас ввязываемся? Послушай, мне очень жаль, что я всё это затеял…» Я и хотел так сказать, но у меня не хватило смелости. В таких делах авантюристы бывают трусливыми.

Мансон тоже помалкивал, пока светало и прогревались моторы, и, наконец, мы, ни слова не говоря, забрались в самолёты, вырулили на пустынный бетон и стартовали на север, через пролив Лонг-Айленд, через Коннектикут.

Температура воздуха за бортом на высоте пяти тысяч футов была минус восемнадцать, хотя, должен признать, в необогреваемой кабине было не ниже десяти-пятнадцати градусов.

Первым делом я не мог поверить, что собираюсь целый месяц провести в такой температуре; вторым делом я начал думать о лете, когда дороги так раскаляются на солнце, что без обуви по ним не пройти, а масло, забытое на столе, превращается в желтые лужицы.

На первой нашей стоянке, на самой первой нашей стоянке я заметил, что мой двигатель немного выбрасывает масло из трубы сапуна. Он всегда, понемногу терял масло, но это было больше, чем обычно. Я снял с крючков насадку и позволил сапуну подышать в нагретом отсеке двигателя.

Поскольку в самолёте Мансона был гирокомпас и он был снабжен всенаправленным курсовым радиомаяком и автоматическим радиокомпасом, во время перелёта в Торонто, Мансон был ведущим.

Мой единственный магнитный компас так же чутко реагировал на направление, как отражательный щиток моего сиденья, так что я летел себе ведомым и любовался мягкими очертаниями и белизной пейзажей.

Откуда же тогда взялось это странное ощущение час спустя после нашего второго взлёта, что это вовсе не была дорога в Канаду? Вот эти горы по правому борту — уж не горы ли это Катскилл? А река Гудзон разве не должна быть у нас слева?

Я подтянулся своим самолётом поближе и показал на карту, вопросительно глядя на своего ведущего. Он взглянул на меня и поднял брови.