Ричард Бах

Дар тому, кто рождён летать (Часть 1)

за пределами аэродрома.

За те пять минут, пока у него ещё была видимость, он пролетел над тридцатью семью посадочными площадками, — гладкими полями и ровными пастбищами, — но это же не были обозначенные в списке аэродромы с ухоженной взлётно-посадочной полосой, поэтому, ему даже в голову не пришла мысль о посадке, правда?

Мы надолго замолчали.

— Нет, — сказал я, — не пришла.

Он снова заговорил лишь когда мы вернулись в его кабинет.

— У нас здесь есть две вещи, которых нет в вашей лётной школе. У нас есть совершенство. У нас есть время.

— И мастерские. И птичьи крылья…

— Всё это следствие времени, мой друг. Живая история, заинтересованные ученики, инструкторы… всё это есть здесь потому, что мы решили без всякой спешки дать пилоту мастерство и понимание вместо свода правил.

Вы там в своём мире говорите о «кризисе полётного инструктажа», вы занимаетесь поспешным пересмотром инструкторских лицензий. Но всё это пустые затеи, если инструктору не дадут достаточно времени для занятий с учеником.

Помните, человек учится летать на земле. Он лишь применяет полученные знания на практике, садясь в самолёт.

— Но лётные приемы, крупицы опыта…

— Разумеется. Вынужденные посадки с остановившимися двигателями, взлёты с попутным ветром, полёты с заклиненным управлением, сваливание самолёта с созданием невесомости, полёты на малой высоте над пересеченной местностью, групповые полёты, полёты по приборам и без приборов, развороты на малой высоте, плоские развороты, штопоры, мастерство.

Ничему этому не учат. И не потому, что ваши инструкторы не умеют летать, а потому, что у них нет времени, чтобы научить всему этому. По-вашему, важнее иметь этот клочок бумаги, — лицензию пилота, — чем знать свой самолёт? — Мы с этим не согласны.

Я бросился на него в последнюю, самую мощную атаку.

— Дрейк, вы живёте в пещере, вы совершенно оторваны от действительности. Я плачу своим инструкторам только за лётные часы, и они не могут позволить себе проводить нелётное время в разговорах с учениками на земле.

Если я хочу продержаться, значит, я должен держать в воздухе и самолёты, и инструкторов.

Мы обязаны пройти с учениками определенный курс, дать им сорок лётных часов, снабдить экземпляром «Двенадцати полотых правил», подготовить их к лётному экзамену, а затем всё начать сначала с очередной группой.

При такой системе вам, время от времени, не обойтись без аварий!

Я слушал сам себя, и внезапно меня охватило отвращение. Всё это говорил не кто-то другой, изо всех сил защищающий возможность провалов, это был я сам, это был мой собственный голос. Гибель моего ученика не была неизбежной; и убил его я.

Дрейк не сказал ни слова. Он словно не желал меня слышать. Он взял со своего стола крошечную модель планера и осторожно запустил её в воздух. Она описала полный круг влево и скользнув, остановилась точно в центре маленького белого знака «X», нанесенного краской на полу.

— По-видимому, вы уже почти готовы признать, — сказал он наконец, — что если ваша система предусматривает возможность аварий, то решение проблемы не в том, чтобы искать оправдания. Решение, — сказал он, — в том, чтобы изменить всю систему.

В этой пещере я провел неделю и убедился, что Дрейк не упустил из виду ни одного пути, который мог бы довести полёт до совершенства. Между инструкторами и учениками поддерживались весьма официальные отношения на земле, в воздухе, в мастерских и в специализированных учебных помещениях.

В царстве Дрейка господствовало невероятное уважение, граничащее с преклонением, к мужчинам и женщинам, работавшим инструкторами. Сам Дрейк обращался к своим инструкторам «сэр», а послужной список каждого из них был отпечатан и доступен ученикам для ознакомления.

В воскресенье после полудня состоялся четырехчасовой воздушный парад с групповыми полётами, показом построенных учениками самолётов и высшим пилотажем на малых высотах, продемонстрированным одним из лучших мастеров на всем Юго-западе.

Влияние и идеи Дрейка задели меня глубже, чем я предполагал… И я начал задумываться о некоторых других знакомых мне отличных пилотах; лётчиках сельхозавиации, горных пилотах, пилотах авиалиний, которые в свободное время летали на спортивных самолётах. Неужели они тоже как-то связаны с Дрейком и его школой?

Я задал этот вопрос, но ответ Дрейка был загадочен.

— Когда веришь во что-нибудь настоящее, как это небо, — сказал он, — обязательно