Ричард Бах

Дар тому, кто рождён летать (Часть 1)

перед собой на приборной панели. Пусть она едва светится своими двадцатью двумя приборами с призрачными стрелками на тусклых отметках. Пусть краснота плавно растекается влево и вправо.

Посмотри, и увидишь, что твоя левая рука лежит на рычаге газа, а правая рука сжимает рукоятку ручки управления с кнопкой в торце.

Но не гляди на то, что внутри, взгляни наружу и направо. В десяти футах от плексигласа, сохраняющего вокруг тебя давление, тускло вспыхивает красный проблесковый огонь. Он находится в конце левого крыла ведущего самолёта.

Ты знаешь, что это самолёт F-86F, что у него крылья прямой стреловидности под углом тридцать пять градусов; что в его фюзеляже стоит реактивный двигатель GE-27 с осевым компрессором и шесть пулеметов пятидесятого калибра; у него такая же, как у тебя, кабина, и человек в ней.

Но всё это ты лишь принимаешь на веру; ты видишь только тусклый проблесковый огонь. Думай о звуке. Вой двигателя у тебя за спиной, непрекращающийся, низкий и жутковатый.

Где-то на тускло светящейся перед тобой панели один из приборов показывает, что двигатель работает на девяносто пять процентов своей мощности; что горючее поступает в него под давлением в двести фунтов на квадратный дюйм; что давление масла в подшипниках составляет тридцать фунтов; что температура выхлопных газов за камерой сгорания и вращающейся турбиной составляет пятьсот семьдесят градусов Цельсия.

Ты слышишь этот вой. Думай о звуке. Думай о лёгком шипении помех в пенорезиновых наушниках твоего защитного шлема. Помех, которые слышат ещё три человека в радиусе шестидесяти футов.

В шестидесятифутовом радиусе друг от друга четверо мужчин вместе-поодиночке со свистом рассекают чёрный разреженный воздух.

Нажми кнопку большим пальцем левой руки, и четверо мужчин услышат, что ты говоришь, что чувствуешь на семимильной высоте над невидимой землёй. Тёмной землёй, скрытой целыми милями тёмного воздуха.

Но ты ничего не говоришь, и они тоже. Четверо мужчин, наедине со своими мыслями, летят вслед за проблесковыми огнями своего ведущего.

Во всём остальном у тебя нормальная и самая обычная будничная жизнь. Ты ходишь в супермаркет, ездишь на автозаправку, говоришь: «Давай где-нибудь сегодня поужинаем». Но, время от времени, ты оказываешься вдали от этого мира. В чёрной выси усыпанного звёздами неба.

— «Шахматка», проверка кислородной системы.

Ты слегка отваливаешь в сторону от проблесковых огней ведущего и вглядываешься в тускло-красное освещение кабины. В уголке прячется светящаяся стрелка на отметке 2-50. Затем, твой палец нажимает кнопку микрофона, — есть повод заговорить.

После долгого молчания твои собственные слова странно звучат у тебя в ушах.

— «Шахматка Два», кислород в норме, 2-50.

И ещё голоса в темноте:

— «Шахматка Три», кислород в норме, 2-30.

— «Шахматка. Четыре», кислород в норме, 2-30.

И снова всё заливает тишина, и ты снова подтягиваешься к красным проблесковым огням.

Что делает меня не таким, как человек, стоящий за мной в магазинной очереди? Хороший вопрос. Может, он думает, что я не такой, как все из-за того, что у меня такая овеянная славой работа лётчика-истребителя.

Он судит обо мне по кадрам съёмок, сделанных с помощью фотокинопулемета, которые показывают в выпусках новостей, и по серебристому инверсионному следу на воздушных парадах.

Съёмки и скорость — это просто часть моей работы, так же, как подготовка годового финансового отчёта — это часть его работы. Моя работа ничем не отличает меня от него.

И всё же, я знаю, что я не такой, как он, потому что я располагаю такими возможностями, которых у него нет. Я могу отправиться в такие края, которых ему никогда не видать, если только он не посмотрит на звёзды.

Однако, не пребывание здесь отделяет меня от тех, кто всю жизнь проводит на земле; а то, как действует на меня это высотное одиночество. Я испытываю чувства, которые нельзя сравнить ни с чем, и которых он не испытает никогда.

Уже одна мысль о реальности пространства за пределами этой кабины вызывает странные ощущения. Всего в одиннадцати дюймах справа и слева от меня человек уже жить не может, там он чужой.

Мы проносимся, словно испуганные олени через открытую поляну, зная, что остановиться — значит играть со смертью.

Ты автоматически легонько двигаешь ручкой управления, выравнивая свое положение относительно проблескового огня.