Ричард Бах

Дар тому, кто рождён летать (Часть 1)

за этого паренька. Я сделал разворот на посадку и, не знаю почему, мне было чертовски трудно управлять самолётом при пробеге, — я чуть не лопнул в своей кабине, пытаясь удержать биплан на прямой, и, при этом, прокатил по всей полосе до последнего фута.

Командир авиалайнера сел следом за мной, тоже на повышенной скорости и с длинным пробегом. Затем сел пилот чартерных рейсов, и насколько это позволяли условия, его приземление было ничуть не лучше наших.

К этому моменту я уже всерьёз забеспокоился за паренька: приземлиться здесь было далеко не просто, но бедняга должен был это сделать, чтобы не быть захваченным темнотой. Мы трое выбрались на землю из своих машин и собрались кучкой, полные тревоги.

— Спенс, здесь довольно круто, — сказал я командиру лайнера. — Как ты думаешь, студентик вытянет?

— Почём я знаю? Тут в конце полосы какой-то пакостный нисходящий поток.

Все мы, нахмурившись, смотрели, что будет дальше. Студентик появился не сразу. Он сделал один низкий заход над самой травой, а потом сотворил нечто непонятное: он развернулся и приземлился с противоположной стороны.

Посадка была красива, как картина Амендолы… его самолёт приземлился на три точки, пробежал несколько сот футов и остановился. Мы втроём онемели. В наступившей тишине этот юноша выключил двигатель и выбрался из самолёта.

— Что это с вами, братцы? — спросил он беззаботным тоном зелёного новичка. — С чего это вы решили садиться по ветру? Я глазам своим не поверил. Садиться же надо против ветра, так ведь?

Молчание продолжалось, и он заговорил снова.

— Дик? Спенс? Джон? Почему вы садились по ветру?

И пришлось мне держать ответ за опытных пилотов, за нас троих, имевших в сумме около пятнадцати тысяч лётных часов.

— …знаешь, студент, мы вот почему садились по ветру… э-э… мы садились по ветру потому что не хотели чтобы солнце слепило нам глаза знаешь когда солнце бьёт в глаза сквозь винт, от мелькания начинает кружиться голова… — говорил я тихо и торопливо, надеясь, что кто-нибудь из них быстренько вмешается и сменит тему.

— То есть как это? — спросил озадаченно студент. — Солнце только что село… солнце уже десять минут, как ушло за гору! Слушайте, мужики… вы не… вы случайно не сели по ветру по ошибке… ведь не по ошибке же?

— …Ну, ладно студент если тебе непременно надо это знать, то я был ведущим и приземлился по ветру по ошибке, а Спенс и Джон шли за мной следом и сделали то же самое, вот так всё и случилось; я здорово проголодался день был долгим, ведь правда, Спенс.

Хорошо бы что-нибудь перекусить как по-вашему. Слушай, студент, пойдём-ка по дороге поищем где поужинать…

— По ошибке! Да тут же ветровой конус есть! Вы, все трое, все классные лётчики приземлились по ветру по ошибке! — По-моему, нынешних пацанов учат бить наотмашь.

Он расхохотался и подавил хохот, лишь когда понял по нашим мрачным взглядам, что нам вовсе не до смеха, и что если он немедленно не проявит уважения к старшим, то может кувырком полететь в реку.

Вот почти и весь рассказ. Время от времени, даже седобородые ветераны с сорокалетним лётным стажем случайно приземляются не в том аэропорту, и оказывается, что именно наши головы сделаны из цельного куска дуба… и теми самыми тупоголовыми балбесами в небесах оказываемся мы сами!

Что же делать, когда такой хороший лётчик, как вы и я, случайно допускает какую-нибудь глупость? Ответ — всё тот же. Обучение.

Но, на этот раз, обучение особого рода, состоящее в том, что, независимо от того, сколько раз до этого мы приземлялись или поднимали машину в воздух, мы никогда не должны позволять себе делать это бездумно или автоматически.

Что вместе со знанием дела должно приходить понимание, что чем опытнее мы становимся, тем нестерпимее отзывается пронизывающей болью каждая совершённая нами глупость.

Вот это был, что называется, урок. За два прошедших с тех пор года, никто из нас, троих ветеранов, не приземлился по ветру, и есть определённая надежда, что такое с нами больше не повторится.

Но мы торжественно присягаем, как присягали на верность авиации, что как только этот студентик один-единственный раз приземлится по ветру, ему не дадут об этом забыть до конца его дней.

Думай о черноте

Думай о черноте. Думай о том, что она над тобой, и под тобой, и вокруг тебя. Не кромешная чернота, а просто темнота без горизонта и луны, дающих ориентиры и освещение.