Ричард Бах

Дар тому, кто рождён летать (Часть 1)

прочь, чтобы навсегда исчезнуть в высокой траве.

Диспетчерская, 04:00

Я закрыл за собой дверь как раз в тот момент, когда стрелка двадцатичетырёхчасового хронометра прошла через отметку 03: 00. В диспетчерской, конечно же, было темно, но это была темнота совсем иного рода, чем та, из которой я только что пришёл.

Ту темноту любой мог использовать, как ему вздумается — для честных дел или для преступных, или для ведения войны, об угрозе которой кричат газеты.

Темнота в этом замке из стекла и стали была особой. От всего, чего она касалась, веяло духом профессиональной необходимости — хронометр, тихо шипящие радиоприёмники, выстроившиеся в ряд вдоль одной из стен, безмолвное скольжение бледно-зелёной линии радара, без устали подметающей горизонт.

Эта профессиональная темнота раскинулась над миром тех, кто летает на самолётах. В ней не было никакого злого умысла, никто под её покровом не собирался сбивать самолёты или мешать их полёту. Это была просто обычная рабочая темнота.

Радиомаяк, с деловым жужжанием вращающийся над нашими головами, не собирался вступать с ней в бой, он просто отмечал на тёмной карте то место, где есть посадочная площадка.

Двое операторов, дежуривших в эту могильно-тёмную смену, ждали меня. Они, на миг разгоняя темноту оранжевыми огоньками сигарет, по очереди протянули мне руку.

— Что привело тебя сюда в такое время? — тихо спросил один.

В эту смену все разговоры велись полушепотом, словно чтобы не разбудить город, который спал у нас за спиной.

— Мне всегда было интересно, как это, — ответил я.

Другой диспетчер рассмеялся, опять-таки вполголоса.

— Ну вот, теперь ты знаешь, — сказал он. — На примере этой минуты можно хорошо почувствовать, как здесь всю смену.

В динамиках продолжал едва слышно потрескивать эфир, а бледная линия радара бесконечно ходила по кругу, без малейших признаков усталости.

Аэропорт замер в ожидании. В эту минуту, где-то там, в усыпанном звёздами ночном небе, упорно пробивался вперёд авиалайнер, нацелившись своим носом на площадку, которую защищала наша стеклянная крепость.

Он даже не появился ещё на дальнозорком оке радара, но с нами заговорил его командир, справляясь о метеоусловиях и перелистывая, при этом, бумаги в своём планшете в поисках посадочных карт.

Его двигатели мерно гудели там в темноте, и стрелки приборов расхода топлива были почти на нуле, подтверждая, что полёт был долгим.

Но в диспетчерской воздух был тих и спокоен. Голубые звёзды огней, обрамляющих рулёжные дорожки, застыли неподвижно-правильными созвездиями.

Они готовы были повести за собой любого пилота, если бы ему вздумалось в такое время выруливать на полосу.

Вдруг внизу на стоянке лёгких самолётов вспыхнул фонарик. Его короткий луч желтым глазом лег на бетон. Затем глаз прыгнул вверх и оказался на стройном фюзеляже Бонанзы, нащупал дверцу и исчез в глубине кабины.

Через мгновение он снова появился, и на долю секунды я увидел силуэт пилота, который с фонариком в руках ступил вниз с крыла.

Диспетчеры продолжали вполголоса беседу о том, где они побывали и что видели. А я зачарованно следил за светом фонарика. Куда направляется этот пилот?

Почему он решил пуститься в путь так задолго до восхода солнца? Он здесь транзитом, и теперь направляется домой, или наоборот, здесь его дом, а он собрался в чужие края?

Жёлтое пятнышко света задержалось на мгновение, освещая шарниры элеронов, потом скользнуло по передней кромке правого крыла и исчезло под ним, в углублении для шасси. Внезапно оно появилось на капоте двигателя и застыло, терпеливо ожидая, пока все его замки будут открыты и он будет поднят.

Затем, оно нетерпеливо прыгнуло вовнутрь, осмотрело контакт у свечей зажигания, проверило уровень масла и секунду-другую довольно побродило по ребристым цилиндрам, по основанию двигателя.

Вслед за этим, обтекатель вернулся на место и его замки защёлкнулись. Свет стал ярче, пробежав вдоль размашистого винта, и исчез на другой стороне самолёта. Затем снова появился на фюзеляже и забрался в кабину.

На полосе было всё так же темно, как и тогда, когда я только пришёл, но теперь в ночном мраке появился человек, который подготавливал к полёту свой самолёт.

В бинокль мне удалось разглядеть тусклый свет индикаторов, когда они зажглись в его кабине, ещё через минуту загорелись красный и зеленый бортовые огни, и машина обрела видимый объём.